- Не, погоди, - подал голос любитель селедки, - асплясать? Она же сплясать обещала. На столе. Не выпускай ее на хрен, пока неспляшет и не споет.

Околович царственным жестом остановил обмен репликами. Чемсильнее он напивался, тем чаще вспоминал свое артистическое прошлое. Речь еголилась свободно и звучала выспренно, как монолог в плохой пьесе.

- Ты посмела упрекнуть меня в том, что я живу на твоиденьги, - начал он трагическим тоном и вдруг сорвался на отвратительный,режущий ухо визг: - А ты сама за чей счет живешь? Ты думаешь, я не знаю, откудау тебя квартира? Ты готова спать со всеми подряд, только бы они платили деньги.Сколько раз ты ложилась под того толстого волосатого ублюдка, с которым я тебявидел? Сто раз? Двести? Тысячу? Сколько раз ты ему давала, пока он не купилтебе квартиру? Ты не просто шлюха, я шлюх уважаю, потому что они честные, а тыгораздо хуже, потому что спишь со всеми подряд, а прикидываешься святошей. И несмей говорить, что ты меня любишь. Мне не нужна любовь такой грязной лживойтвари, как ты.

- А че, она правда такая? - заинтересованно спросилтолстопалый. - Точно, что всем дает? Слышь, ты, синеглазка, а нас уважишь?

- Хорошая мысль, - подхватил битый, - она девкасправная, жопа, сиськи все на месте...

Светлане казалось, что она спит и видит дурной сон. Не можетже это происходить на самом деле! Трое чудовищных пьяных мужиков обсуждают, ане переспать ли им с ней, а рядом стоит Володя, ее любовь, ее сокровище, ееединственный Володя, и не просто слушает весь этот бред, а явно получаетудовольствие. Он не пытается их остановить, защитить ее, он только подливаетмасла в огонь. Ощущение нереальности происходящего было таким сильным, чтоСветлана даже пошевелиться не могла, она будто приросла к полу, переводярастерянный взгляд с Околовича на его приятелей. Понимала, что надо уйти, да непросто уйти - бежать отсюда без оглядки, но она отчего-то была уверена, чтоесли уйдет сейчас, то потеряет Володю окончательно. Ее уход будет равенпризнанию собственного бессилия, ее поражения. Она уже не сможет вернуться, аВолодя так и будет пить, пока не умрет. Надо остановить его, надо заставить егоодуматься, вынырнуть из глубины пьяного куража и увидеть, что перед ним стоитона, Светлана, его единственная надежда и опора, которую он в угаре пытаетсясломать и уничтожить.

- Володенька! - Она схватила его за руку, умоляющезаглянула в глаза. Володенька, милый, уйдем отсюда, пожалуйста. Они пьяны, онине соображают, что говорят, но я не сержусь, я все понимаю. Ты прости меня, якак бы лишнего наговорила, я на самом деле так не думаю насчет денег, мне нежалко, бери все, что у меня есть, только пойдем со мной, хорошо? Давай поедемко мне, я тебя уложу, ты поспишь, уже поздно, уже первый час ночи, пора спать,пусть они здесь остаются. а мы уйдем. А завтра мы пойдем погулять, проветримся,отдохнем. Может быть, завтра уже деньги принесут...

Она снова начала его уговаривать как маленького, обычно этопомогало, после долгих уговоров Околович обмякал и становился послушным. Носегодня все было не так, как раньше.

- Не смей меня трогать! Я тебе сказал, мне твоя любовьне нужна! Ты лживая грязная шлюха, ты все врешь, я никогда не жил за твой счет,я у тебя ни копейки не взял! Ты сама мне давала деньги, тебе это нравилось - тыи давала. А я хоть раз у тебя попросил? Ты повисла на моей шее, все шляешьсясюда, все пристаешь ко мне, в постель ко мне лезешь! Тебе не нравится, как яживу? Очень хорошо, прекрасно! И не ходи сюда больше, чтоб я тебя здесь невидел! Дура деревенская!

Он отбросил ее руку и тут же размахнулся и ударил Светлану.От удара она отлетела назад и ударилась спиной о косяк. Все дальнейшее онапомнила на удивление отчетливо, потому что не было ни страха, ни боли, которыеделают сознание мутным. Было только странное, неведомое ей раньше ощущениеполного безразличия и опустошения.

* * *

Изображение на телевизионном экране дрожало и прыгало, Суринвидел, что материал снят непрофессионально. Но это, в конце концов, нехудожественный фильм, здесь не важно, как снято, а важно - что именно. Рубцовзапретил смотреть кассеты, которые будут найдены у Ярового, велел сразупринести ему. Но Сурин и не подумал в этот раз свято выполнять приказ хозяина.Просто удивительно, откуда у Рубцова это глубочайшее убеждение в том, что никтои никогда не посмеет его ослушаться!

Василий Никанорович смотрел кассеты не из любопытства. Емубыло совсем неинтересно разглядывать голую любовницу Рубцова, которая, на еговкус, была слишком худа. И уж тем более неинтересно ему было смотреть насемейные сцены, где Яровые и их родственники и знакомые веселились назагородных пикниках или в ресторанах. Ему хотелось знать, действительно лиэтому пацану Яровому удалось снять тот момент, когда он, Сурин, получал отРубцова деньги. Сурин хотел знать точно, во имя чего рисковал. Если такаязапись на кассете есть, то все было не напрасно, и это как-то смягчало ужас отсодеянного.

Он просмотрел уже все кассеты, а той сцены так и не увидел.Зато увидел лицо бригадира ульяновских ребят и его охранника. Бригадир о чем-торазговаривал с Рубцовым, потом долго и тщательно пересчитывал деньги, которыеРубцов достал из своего "дипломата". Вот они пожали друг другу руки,бригадир уходит. Это было в субботу, около трех часов дня. Сурин приходил тожев субботу, в половине пятого, но следующая запись на кассете сделана уже ввоскресенье, вот и дата в углу экрана. Выходит, на этих кассетах есть компратолько на самого Рубцова, а Сурин тут вообще ни при чем. Так во имя чего же онгрех на душу взял? Для чего пережил несколько бессонных ночей и эти страшныеминуты в квартире у Ярового? Только для того, чтобы в очередной раз прикрытьзадницу своему хозяину?

Сурин вдруг явственно представил себе, что было бы, если быон выполнил приказ Рубцова и не посмотрел, что записано на кассетах. Рубцовсказал бы ему, что получение Суриным ежемесячной зарплаты запечатлено напленке, и если он, Василий, будет плохо себя вести и не сможет должным образомобеспечивать безопасность Рубцова, то вместе с Рубцовым, случись что, изагремит, поскольку кассетку-то найдут. Непременно найдут, ибо уничтожать ееРоман Дмитриевич не намерен именно в целях поддержания тонуса друга Васи, дабыу того не возникло неправильного стремления схалтурить и плохо выполнитькакую-нибудь очередную просьбу-приказ Рубцова. И Василий, дрожа от страха,будет покорно подниматься на задние лапки и делать что прикажут. Конечно, Сурини без того будет делать все, что Рубцов велит, иначе денег не заработает, ноодно дело - за деньги, и совсем другое - за страх. Он отдаст Рубцову кассеты, пустьделает с ними что хочет, и пусть говорит что хочет, только Василий Никаноровичбудет точно знать, что никто никогда не докажет его связи с РоманомДмитриевичем Рубцовым.

"Надо купить новую тушь, - подумала Настя, водя длиннойкисточкой по ресницам, - эта уже совсем засохла. И точилку для карандаша, а товместо тонкой стрелки у меня получается непонятно что".