Ицхак припал к стакану и охладил свои губы. Ведь он говорит, не стоит нам быть неблагодарными, значит, он знает, что была у нас связь, между мной и Соней. Зажал Ицхак стакан в руке и подумал: нехорошо, нехорошо, что не вернулся я в Иерусалим и встретился с Рабиновичем. Поставил он стакан и сказал: «О многом хочу я расспросить тебя и не знаю, с чего начать». Сказал Рабинович: «Еще есть время у тебя. На самом деле я не знаю, зачем я вернулся в Эрец Исраэль, наверняка — только затем, чтобы осуществить на деле слова: союз заключен между Эрец Исраэль и человеком, и потому каждый, покинувший ее, в конце концов вернется». Сказал Ицхак: «Разве ты не жить сюда приехал?» Сказал Рабинович: «А для чего же? Не туристом же я сюда приехал? На сегодняшний день я не знаю, чем буду заниматься. Одни предлагают мне купить плантации под Яффой, другие предлагают миндальные сады в Хедере, а есть такие, что предлагают стать компаньоном одного столяра, который хочет расширить свое предприятие. Короче, много деловых предложений приготовили мне тут, но никому не приходит в голову, что этот Рабинович — специалист по торговле готовым платьем и, может быть, стоит ему открыть магазин готового платья. Да только не знания человека имеют значение, а деньги его. И Асканович, по своему обыкновению, поставил меня перед картой Эрец Исраэль и предложил мне земли на востоке и на западе, во всех уголках Эрец, как на ладони своей. А с другой стороны, он говорит, что стоило бы мне основать здесь новую типографию. И Асканский поддержал его предложение. Асканский говорит: в Яффе всего одна типография, а там, где есть одна, есть место для двух. Если один еврей ест хлеб, почему еще один не может присоединиться к нему для трапезы? И Аскансон согласен с ним, потому что писатели Яффы собираются издавать ежедневную газету и им нужна большая типография. И уже сочинил Мордехай бен Гилель план, чтобы отослать его в Одесский комитет, и доктор Лурье готов подписаться под планом, и нечего говорить о Людвипуле, который готов быть редактором газеты, однако не мешает, чтобы Усышкин поговорил с Шаем Бен-Ционом, ведь Шай Бен-Цион утверждает, что нет здесь писателей, ведь те, что считают себя писателями, — не писатели. В противоположность ему Дизенгоф — оптимист. Говорит Дизенгоф: есть писатели или нет писателей, вот я посылаю вам бочку чернил, а вы пишите, сколько вам угодно. И пришел ко мне Шенкин — с акциями гимназии… Официант! Счет! Видишь ты, Ицхак, много возможностей заработать приготовила мне Эрец Исраэль, да только все это не подходит мне. Раз так, что же я буду делать? Когда придет время, скажу тебе».

3

«Ахузат Байт» приступила к строительству домов. В один прекрасный день закладывает Реувен фундамент для своего дома, а в другой день закладывает Шимон фундамент для своего дома. Приходят — из Неве-Цедек и из Неве-Шалом, с Морской улицы и с улицы Говарда, из квартала Агми и из темных переулков, где нет света и нет воздуха, и приносят лепешки от Альберта, и вино, и газированную воду. Пьют, и танцуют, и поют. И рабочие выглядывают из песчаных завалов и радуются вместе с владельцами домов, и никто не различит, кто больше радуется: хозяин дома или тот, кто этот дом строит. Одни плачут от радости, а другие радуются сквозь слезы. Чего только не пережили они, пока не удостоились приступить к строительству Тель-Авива! Работники АПЕКа портили им жизнь, и маклеры меняли семь раз на день условия сделки, и чиновники турецких ведомств провоцировали каждый день конфликты, и каждый день обнаруживались «доброжелатели», которых нужно было ублажать взятками, чтобы не пошли они и не навредили. Сейчас стоят эти люди на этой земле, и строят для себя дома, и надеются и верят, что удостоятся жить здесь в мире и справедливости, и удостоятся увидеть возрождение всей Эрец Исраэль.

Некоторые будущие владельцы домов сами занимаются постройкой, а некоторые — заняты своими делами и передают строительство своих домов в руки подрядчиков, а подрядчики берут в компаньоны людей со средствами. Рабинович, прибывший с деньгами, согласился и стал компаньоном подрядчиков. Когда совершил алию Рабинович, товарищ наш, в Эрец Исраэль, прибыл он — обрабатывать землю; не ответила она ему — занялся он коммерцией. Увидел, что требуется вводить новшества, а хозяева его не хотят изменить своим привычкам, поэтому уехал он за границу, и усовершенствовался в своей профессии, и женился на богатой женщине, и вернулся в Эрец, чтобы извлечь пользу из выученного себе на радость и на радость Эрец. Не успел опомниться, как стал компаньоном подрядчиков. Когда уехал Рабинович, товарищ наш, за границу — уехал бедняком, когда вернулся — вернулся богачом, а если человек богат, он не должен искать прибыль, прибыль сама его ищет.

Рабинович забыл Соню. Уже понял Рабинович, что не создан человек, чтобы провести все свои дни и годы с девушками, не знающими, чего они хотят и чего желают. Рабинович забыл Соню, но Ицхака он не забыл. И хотя многие ищут его близости, он дружит с Ицхаком. И это очень странно, ведь Ицхак — ничем он не знаменит, нет у него ничего. Более того, то, что было общим для них обоих, то есть то, что связано с Соней, они не упоминают даже намеком. Зато беседуют на все остальные темы. И уже поведал ему Ицхак, своему другу, обо всем, что с ним было, и даже о том, что у него — с Шифрой, о том, как он привязан к ней, и о том, что остается ему только ждать милости Всевышнего.

Уже прошел не один год, как не слышал Рабинович имени Всевышнего, а сегодня слышит он имя Господа, Благословен Он, в каждой беседе своей с Ицхаком. Выходцы из Галиции вроде бы не отличаются от других людей, но как только захотят чего-либо, тотчас же уповают на Господа, Благословен Он, и не стесняются упоминать Его имя. Рабинович… нет у него ничего ни с Создателем и нет у него ничего против Создателя. Со дня, как оставил Рабинович свой город, вряд ли вспоминал он Его. Много у человека забот, и нет у него времени помнить обо всем. Однако нужно воздать Рабиновичу должное: помнит он о своем друге. Ради своей дружбы с Ицхаком он решил привлечь его к своей предпринимательской деятельности, передать ему малярные работы, с подрядом или без подряда, лишь бы было хорошо Ицхаку. И согласился Ицхак работать с ним, с подрядом или без подряда, лишь бы было хорошо Рабиновичу.

4

Остался Ицхак в Яффе еще день и еще день; надо было заняться расчетами, связанными с работой, и тому подобными делами. А Рабинович — человек занятой, и он задерживал Ицхака еще на день и еще на день. Стал Ицхак бывать у Рабиновича и обедать за его столом, потому что у Рабиновича, товарища нашего, широкая натура и он любит гостей. В прошлом, когда был Рабинович бедным рабочим и жил в шаткой развалюхе, он принимал гостей и угощал их тощим хлебом и чаем, а теперь, когда он хозяин богатого дома, предлагает он гостям пироги, и вино, и самые разные кушанья. И жена его любит, когда приходят гости, — ведь что остается ей, женщине, в странах Востока, кроме кухни и приема гостей. Вообще-то есть среди женщин и дельцы, и посредники, и комментаторы. Гильда Рабинович не принадлежит к их кругам и не хочет походить на них. Многим интересуются женщины, но ее интерес сосредоточен на ней самой и на ее доме.

Среди гостей Рабиновича ты встретишь также господина Оргелбренда. Господин Оргелбренд не бывает ни в одном из домов Яффы, но Рабинович сделал так, что тот не может не приходить к нему, а иногда даже обедать у него. И за обедом подшучивает Рабинович как над самим господином Оргелбрендом, так и над его начальником, директором АПЕКа. Говорит Рабинович: «Почему наш приятель Оргелбренд не женится? Потому что, если он женится и родит сына, вынужден будет почтить своего начальника и сделать его посаженым отцом, а потому он отказывается от женитьбы. И дай-то Бог, чтобы он не остался холостяком на всю жизнь».