– Вот. – Перед ней развернули длинное и теплое шерстяное платье цвета спелой пшеницы, и Свита одобрительно осмотрела его. – Оно будет хорошо сочетаться с твоими волосами, – закивала она. – Они у тебя темнее, чем у Танкрада, но ненамного. Вас вполне можно было бы принять за брата с сестрой, если бы не это.

Если бы не это? Что – это? Но на нее как раз начали натягивать платье, и вопрос этот так и повис в воздухе. Платье, сшитое из тонкой саржи с узором из ромбов, было замечательным, мягче, чем любая из ее собственных вещей; по мягкости оно не уступало побитой молью серой тунике, которую она отдала Финну, но была легче ее. Манжеты были обшиты темно-красной лентой. Она повязала свой пояс и наконец-то почувствовала себя самой собой.

– Прелестно. Встань прямо. – К ней направлялась мать Танкрада, разворачивая на ходу отрез белого полотна, тонкого, как марля, но сотканного плотнее, с вышивкой белыми нитками по краю. – Позволь-ка. – Она накинула покрывало Элфрун на голову и стала закреплять его. – Забавно видеть невесту с ключами на поясе.

Элфрун вскрикнула.

Она не смогла сдержаться. Она попятилась, отмахиваясь от облака белой ткани, только теперь осознав, в какую паутину угодила. Принятие этих элей[53] белого тонкого, как марля, полотна было равносильно тому, что она дала свое согласие семье Танкрада стать его женой. Если она наденет это покрывало, уже никто не поверит ее заявлениям, что ее похитили и изнасиловали. Как она раньше этого не поняла? Какой же дурой они ее считают!

Но нет. Они не считали ее глупой, они решили, что она уступчива, покорна и даже будет довольна, что так все обернулось. Счастлива. Благодарна им за честь, оказанную ей.

Все это вспышкой молнии пронеслось в ее голове, пока она пятилась, тяжело дыша и вытянув перед собой руки, чтобы отвести надвигающуюся опасность.

– Конечно, ты сейчас переживаешь. – Мать Танкрада улыбалась, но улыбка эта не затрагивала ее глаз. – Видела бы ты меня в мою первую брачную ночь. А я ведь, милочка, тогда была намного младше тебя. – В уголке рта ее появился кончик языка, лизнувший темную щетину усиков. – Ты помнишь это, Ада?

– Вы, леди, тогда были напуганы до беспамятства, точно мышь в зубах кошки, – ответила маленькая женщина, угодливо кивая.

Но Элфрун от этого легче не стало.

– Простите, – пробормотала она, ненавидя себя за это не меньше, чем она ненавидела всех их. – Я не поняла… вы мне ничего не сказали… Никто мне ничего не сказал… – Платье стало казаться тяжелым, складки ткани путались между ногами. Она уже дошла почти до угла; пятясь, она споткнулась о ткацкий станок. Дверь была в самом дальнем конце помещения, и проход к ней загораживали три женщины, раскинувшие свадебное покрывало, словно охотник ловчие сети.

Но тут мать Танкрада вдруг остановилась и жестом приказала остальным сделать то же самое.

– Бедняжка. Ты выбилась из сил, что неудивительно. Мы слишком много от тебя хотим. Располагайся здесь, – сказала она, аккуратно складывая покрывало, уголок к уголку. – Ада, подбрось дров в очаг и устрой рядом постель. Собери немного золы в ведро для ее нужд. Когда все сделаешь, найдешь меня в зале. – Затем она обернулась к Элфрун, широко улыбаясь: – В конце концов, теперь, когда ты здесь, торопиться незачем.

– Я просто хочу домой, – сказала Элфрун, которую коробило от своей вежливости и извиняющегося тона. – Там будут беспокоиться.

Но будут ли на самом деле? Ей трудно было представить, как там отреагируют на этот набег. Где-то в самом дальнем уголке ее изможденного сознания вертелась мысль, что Донмут будет и дальше жить своей жизнью, что ее присутствие или отсутствие никак не скажется на нем. Но, конечно же, это говорили в ней усталость и страх. Абархильд, безусловно, будет с ума сходить от беспокойства. И Фредегар тоже. Видиа – она могла положиться на него, он организует погоню по следам всадников и вернет ее.

И Финн…

Будет ли он переживать, что она исчезла? Будет ли для него иметь значение, что сделали с нею?

И вновь все внутри у нее сжалось и ее начало выворачивать наизнанку, а жалость к себе готова была захлестнуть ее с головой. Она боролась с этим чувством. Так ли необходимо, чтобы ей кто-то помогал? Любой из них? Если ей удастся выбраться отсюда и спуститься к реке, все будет хорошо. Она сама найдет выход из этой нелепой ситуации.

Сознание ее ухватилось за это утешительное слово. Нелепость. Не ужас, не кошмар. С ней все в порядке. Она цела, не ранена. Она не дала своего согласия на брак. Не произошло ничего такого, чего нельзя было бы изменить.

Ада шаркающей походкой вышла, оставив ее наедине с ткацкими станками Иллингхэма. Заставив себя выждать как можно дольше с того момента, как за пожилой рабыней закрылась дверь, Элфрун про себя десять раз досчитала до дюжины, после чего быстро подошла к двери и попыталась ее открыть. Но, как она ни старалась, дверь даже не стронулась с места.

Подперта снаружи.

Она снова принялась считать, чтобы успокоить свой пульс, прогнать со щек румянец паники и начать рассуждать здраво. Стены из крепких досок, приколоченных внахлест. Плотно утоптанный земляной пол. Это не какая-нибудь плетеная хижина, в стене которой можно расковырять дыру.

Но она могла поспать. Она вымылась, согрелась, хорошо поела, и под рукой было ведро с золой. Здесь же были соломенный тюфяк и одеяло. Да, она могла бы поспать. А утром она потребует отпустить ее.

Летопись, скрипторий Йоркского кафедрального собора

29 сентября 860 года. Праздник святого Михаила и всех ангелов

– Не прикасайся к этому! – Новообращенный моментально отдернул руку, словно обжегся. – Эти вещи должны лежать так, как их оставили.

– Но здесь же пыль, магистр!

– Да, пыль. И твой наставник задаст тебе трепки, если ты не будешь должным образом выполнять свои обязанности. Знаю, знаю. – Мальчишка энергично закивал. – Но я тоже поколочу тебя, причем делать это буду сильнее и дольше, если ты станешь совать сюда свой нос. Ты меня понял? – На глазах библиотекаря показались слезы. – В других местах здесь – да, делай что должен. Но только не на этом столе.

Видиа убедился, что соколы и охотничьи собаки ухожены, и наконец-то отправился в кухню, чтобы получить свою порцию хлеба и похлебки, а также немного эля, если дадут. Нужно поесть и собраться с духом, а потом настанет время для разговора, который он планировал уже давно. Сначала он удовлетворит свои потребности, а потом пойдет и поговорит с Элфрун, это для него очень важно. Он был уже довольно близко к цели, чтобы учуять аппетитные запахи готовящейся еды, чтобы в пустом желудке его заурчало, а рот наполнился слюной, когда вдруг почувствовал, как кто-то отчаянно дергает его за полу туники. Удивленно обернувшись, он увидел мальчишку-собачника, лицо которого исказила страдальческая гримаса.