дышат, нужна «скорая»… не мы, заложница… так точно…

Кто «не мы»?

Я попыталась приподняться, что-то помешало…

Я пришла в себя.

Я лежала на полу, спеленутая тонкой сетью. Десятка полтора субъектов в камуфляже, брониках и устрашающего вида шлемах в зале… хм, надо думать, что это с в о и. Автоматы к униформе прилагаются.

Один придерживал меня за плечи:

— Всё позади, спокойно. ФСБ. Сейчас распутаем. Вы поняли? Не надо больше драться. Хотя бы с нами.

Их-то я за что?

Неподалеку от меня спиной к стене сидела ошарашенная Лера. Как будто в шоке… вроде бы цела. Но точно в шоке.

Понятно. Светошумовых гранат бойцы не пожалели. Отсюда слепота и глухота — и бой с тенями. Вот я их за что.

Через зал ко мне размашисто шагал товарищ в штатском, нервно сдергивая на ходу спецназовский «намордник» с дырками для глаз и рта. Тесалов собственной персоной. Значит, не соврал…

Сказать чего хотел? Наверное.

Но помешала Лера.

Что-то до нее сквозь шок дошло:

— В натуре, мальчики, вас что — стучаться не учили? Вы тут не очень-то, а то сестре пожалуюсь. Сестренка задницы вам живо надерет!

Я хрипло, с полувсхлипом выдохнула.

Впрочем…

А и то: такой мне бой испортили!

Глава 17

Отпустили нас с сестрой на следующий день, во вторник, ближе к вечеру, не продержав и суток. Обошлось. Насчет сестренки, впрочем, я не слишком беспокоилась, а вот относительно себя была практически уверена, что в узилище я задержусь надолго и всерьез. Так бы более чем вероятно и произошло, когда бы не Контора. Б-благодетели…

Какого черта им вообще понадобилось лезть, хотелось бы мне знать! К тому моменту, как ребятушки затеяли, простите мне, массовку в духе голливудской кавалерии под аккомпанемент пиротехнического шоу, всё было закончено. Им в итоге тоже перепало: не разбирая в шоке, кто здесь и к чему, зачем и почему, напоследок билась я отчаянно. Прежде чем меня успели спеленать, трех бойцов спецназа я из строя вывела, замечу не без гордости — всерьез. Так что обошлись они со мной по-своему даже ласково.

Поле боя выглядело м-м… ну, на пожизненное заключение как минимум. Четыре трупа (три из них — моих, четвертый — «кстати Алексей»), кровища, в том числе на мне (Басмаеву кадык я в самом деле вырвала, сама не помню как), четыре битых полутрупа, все басмаевцы. Плюс три умеренно поломанных спецназовских бойца… да, обошлись со мною более чем ласково. Для профилактики могли и подстрелить. Не скажу, что я была бы не в претензии, но понять, возможно, поняла. Бы. Точка, с новой строчки.

Комитетчики нас сразу взяли в оборот. Работников прокуратуры и милиции до нас не допустили, как я поняла — просили подождать. Очень убедительно просили.

Первые беседы происходили прямо здесь, в «Гусятнике». Леру и меня, понятно, разделили; меня, что символично, отвели в кабинет Басмаева.

Беседовали со мной двое. Оба были в штатском, оба — очень вежливы. Разговор весь шел под диктофон.

Мне скрывать особо было нечего. Про видеокамеру и про конверт с хазаровским признанием я рассказала сразу же. По их просьбе отдала ключи от дома и «десяточки». Когда не мудрствуя лукаво я попросила кофе — организовали. Поладили, короче говоря.

Ага, как два удава с кроликом.

Приблизительно за два часа я связно изложила всё, что знала. Ну, почти: кое-какие пустячки я предпочла пока оставить без внимания. Например, не стала вспоминать про нарчаковский ствол, оставшийся в «копейке». Надо будет — спросят.

Затем был перерыв на те же два часа. Комитетчики подсуетились, где-то раздобыли пиццу, правда — скверную. В офисных апартаментах мною убиенного Басмаева наличествовала душевая. Мне даже разрешили ей воспользоваться. Просто благодать. Еще бы рюмку коньяку с засахаренным ломтиком лимона…

Можете смеяться, но коньяк мне в самом деле предложили. Позже, вместе с ноутбуком, на котором попросили просмотреть отредактированную версию моих видеозаписей. Убран был кусок с «разоблачением» Тесалова в кафе, остальное в основном «цензура» пропустила. Этот — только этот — вариант должен был стать достоянием следствия. Сказано об этом было недвусмысленно, об оригинале записи меня просили позабыть.

А всё равно — сюжетно получилось.

Могли бы и на «Оскар» номинировать.

Удивительно, вопрос про пистолет моей соседки пока так и не всплыл. Конторских больше интересовали материалы, собранные Нарчаковой на Басмаева. Судя по всему, при обыске у нас в квартире их так и не нашли. Откровенничать — опять-таки пока — я не спешила. Вы верно поняли — я знала, где они. В конечном счете всё же догадалась.

Утром нас перевезли в прокуратуру.

Если комитетчики со мной — особенно к концу — общались с некоторым даже пиететом, всяко — с уважением, почти как со своей, то дама-следователь из прокуратуры (Точильская ее фамилия? Томильская? Не суть) настроена была иначе. По-своему оно понятно: вроде не война и не чума, а трупов-то навалено, а трупов! Я бы и сама сочла, что это перебор.

При моем допросе в роли «адвоката» присутствовал товарищ из Конторы. Пару раз меня просили подождать за дверью. Тягомотина.

От процессуальных тонкостей я вас избавлю[25].

Всё же следователь оказалась женщиной не только въедливой (и далеко не глупой), но и вопреки профессии — вменяемой. Видеозаписи, конверт с хазаровским признанием, компьютерная распечатка (та, что я передала Тесалову), подробный мой рассказ ситуацию помалу прояснили. Букет статей, который мне светил, по большому счету был сведен к двум оправдательным: крайняя необходимость и необходимая же самооборона. Писанины только оказалось многовато.

Тяжелый получился день, по правде говоря.

Мерой пресечения для меня была избрана подписка о невыезде.

Для справки:

Право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки. Это право принадлежит лицу независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти.

Уголовный кодекс Российской Федерации.

И там же:

Превышением пределов необходимой обороны признаются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и степени общественной опасности посягательства.

Трактуй как знаешь.

Трудный день пока что не закончился.

Сестренка дожидалась меня у прокуратуры:

— Ну, отстрелялась, старшенькая?

— Вроде как. Пока.

— Давно пора.

— Замерзла?

— Есть слегка. Поехали к тебе, домой я не хочу. Не против?

Я была ей рада:

— Спасибо, младшенькая.

— Было бы за что… Слушай, мать, давай нажремся, а? Снимем стресс как люди!

— Принимается.

— Тогда вперед?

— Машину надо взять.