Юноша с Веспы обернулся на толпу. Зацепился взглядом за силуэты воздушных кораблей с раздувающимися на ветру красными парусами. Гарант защиты, ставший гарантом смерти. Тобин сделал вдох и шагнул вперед. Закрывавший его мужчина убрал руку.

– Отпусти ее.

– А знаешь, кто она?

– Это…

Стало слышно: юноша заикается. Не очень заметно, но дребезжащие согласные будто разбивались о его ровные заостренные зубы.

– Эт-то неважно. Отп-пусти.

Писатель перехватил рыжую пленницу поперек горла, прижимая к себе. Девочка захрипела. Другая, в форме, рванулась вперед.

– Нет. Это важно. Для тебя это более чем важно.

Хо' Аллисс прищурил глаза. Убрал пистолет и плавно вытянул вперед руку:

– Дай-ка мне тиару.

Он сказал это намного тише, чем все предыдущие слова. Без злости, без угрозы, почти мягко. Юношу вряд ли могло это обмануть или успокоить: он, и так вполне открытый для выстрела, не двинулся. Просто снял украшение с головы и вложил его в протянутую руку. Мужчина усмехнулся.

– И для тебя я так стараюсь?…

Его быстрое движение – точно он собирается нахлобучить тиару на себя – снова было обманным. Тиара легла на голову девочки, вздрогнувшей и пугливо трепыхнувшейся. Рыжая голова дернулась, и украшение упало. Хо' Аллисс не глядя придавил его ногой, и хрупкие стрелы погнулись.

– Посмотри на свой народ, трус. Ева, посмотри на своего правителя. Он тебе нравится?

Девочка уставилась в землю. Она уже едва держалась на ногах. Тобин Веспы вглядывался в нее.

– Да. Посмотри на свой народ. Посмотри!

Это мужчина из поезда уже не произнес. Выкрикнул. В выбитых окнах поезда, откликаясь, вдруг замелькали люди. Их было не очень много. Мужчины и женщины, живые, в большинстве своем не моложе и не старше приговоренной. Сама она, застыв, потянула шею, прищурилась, вгляделась в них. Она ничего не сказала. Не закричала, когда кто-то из окна вдруг окликнул ее и замахал.

– Мы победим!

– Победим, слышишь, Замарашка?

– Ширу все исправит!

Ее лицо, и без того бледное, окончательно потеряло краску и перекосилось от страха.

– Они хотели вырвать себе свободу. Ты знаешь хотя бы одно из этих лиц, трус?

Тобин покачал головой.

– Ты сделал хоть что-то, чтобы их жертва не потеряла смысла?

Юноша не ответил. Его губы шевелились. Но заговорить он явно не мог.

– Может, ты считаешь их поступок неправильным? Их узничество и работу на Большой мир – справедливым?

– Я…

Он не смог продолжить. Оглянулся на троих, стоявших за спиной. Смуглый серопогонный, кажется, хотел сделать шаг, но на его плечо легла лапа рыжей кошки. Тобин четвертого региона прищурила ярко-желтые глаза, спокойно встретившись взглядом с мужчиной из поезда, и произнесла:

– Оставь его. Он очень молод. Он вообще не застал тех событий.

– Они… – взмах в сторону поезда, – тоже были молоды. А некоторые, кого здесь нет, примерно в его же возрасте оказались на виселице. И ты… – согнутый на манер когтя палец писателя прицелился в кошку, – была в числе тех, кто проголосовал за их приговор.

– Мы все были, – кивнул серопогонный.

– И голосуем за твой! Отпусти ребенка!

Это рявкнул ками, тобин Восьмого региона. В следующее мгновение он метнулся навстречу к рыжей девочке, отшвырнув с дороги одного из мертвецов. И почти сразу же со стоном осел на землю: второй, рванувшись навстречу, впился зубами ему между шеей и плечом. Мертвый был всего лишь киримо, полусгнившие зубы не были зубами хищника… но от яростного укуса песок тут же начала густо заливать кровь. Мертвец стоял над ками и бессмысленно таращился на него пустыми глазами. Больше он не нападал. С сине-черных распухших губ капало.

– Дурак… – Хо' Аллисс пнул ногой упавшую тиару, потом пнул под ребра того, кто носил ее. – Зато какая смелость… хотя я вполне мог ее застрелить. Ладно, убирайтесь.

В нависшей тишине мужчина и женщина приблизились и подхватили раненого под локти. Юноша стоял как вкопанный и смотрел. Он не сделал попытки двинуться. Казалось, он вовсе забыл, как это делать.

– Можешь убираться и ты. Ты жалок даже для того, чтобы тебя убивать.

Не поворачиваясь спиной, Хо' Аллисс вместе с девочкой отступил к поезду. Поднялся на ступени, бережно и почти нежно поддерживая свою спутницу. Он остановился – точно на прежнем месте. И, разжав руку, повторил свой недавний жест: стряхнул с пальцев невидимую воду.

– Вы спросили… – как ни в чем не бывало заговорил он, – как я это делаю, ло Краусс. Так вот… я ничего не делаю. Более того, никогда не делал. Мы с вами похожи. У вас есть свои солдаты. У меня – свои. Эй… дети!

Он в последний раз обернулся через плечо. И чуть-чуть отступил, давая кому-то дорогу.

* * *

Он узнавал их. Да, даже спустя столько юнтанов ему не составило труда их узнать.

Уходите. Тут сейчас будет очень плохо.

Слова тоненькой девочки, обнимавшей его в трясущемся, заваленном трупами вагоне вместе с двумя мальчиками еще младше, не исчезли из его памяти. Как и другое: три запрокинутых бледных личика, холодная дрожь цепких худых рук, маленькое сердце кого-то из троих, колотившееся так, что Роним его чувствовал. Он помнил все. Все возвращалось к нему в снах. Все это – и стремительное падение в ледяное озеро. А также пульсирующая лихорадочная мысль.

«Их нельзя оставлять. Они погибнут».

Но он оставил. И они погибли.

Они стояли выпрямившись: два юноши и девушка с девочкой лет пяти. Девушка была рыжеволосой, и, казалось, ее лицо так и осталось лицом ребенка – такими тонкими были черты, такими огромными глаза. Она мало изменилась, а малышка рядом была ее точной копией. Слишком точной для младшей сестры.

О юношах Роним ничего не мог сказать: в последний раз он видел их испуганными детьми, теперь ожесточившиеся лица казались спокойными. Волосы одного были черными, волосы другого вились и по цвету напоминали древесную кору. У обоих – голубые глаза. И у обоих во взгляде – странная клубящаяся пустота.

Ни у кого из четверых не было оружия. Все жались к мужчине рядом. К мужчине, которого Серый детектив помнил, хотя помнить совсем не хотел. Да, они жались к нему так же, как в детстве, сидя в большом кругу других детей. Странных детей. И так же ловили каждое слово. Они верили его сказкам. Каждой сказке.

– Шестнадцать юнтанов назад… – тихо сказал Хо' Аллисс, в упор глядя на юного тобина Веспы, так и не спрятавшегося за солдат, – я вез их и еще множество таких же в этот город. Чтобы вы увидели, кого держите взаперти. Шестнадцать юнтанов назад я хотел показать вам силу, которой они владеют, и надеялся, что, устрашившись, вы исправите ошибки и примете всех нас. Шестнадцать юнтанов назад… – он осекся, уголки тонкого рта опустились, но тут же стремительно поднялись, а взгляд уперся в Рина Краусса, – вы устрашились. И устроили такую бойню в этих вагонах, что мертвецов – ваших и моих собственных – хватило, чтобы на холмах захлебнулись кровью и еще немного хлебнули ее здесь. И теперь…