она убьет и себя, и своих родителей, чтобы уничтожить всех, кто собрался в их доме.

– Пусть город плачет, – зло проговорила она. – Мы безнадежны, нас не вылечить, нам не помочь.

Она выдернула чеку.

– Джульетта!

Она обернулась, крепко сжав гранату. На секунду ей почудилось, что на перилах ее балкона снова сидит Рома, как когда-то давно. Но тут до нее дошло, что зрение и слух подвели ее, потому что стеклянную дверь ее балкона отодвинул не Рома, а Венедикт.

– Что ты делаешь? – прошипел он, торопливо входя.

Джульетта инстинктивно попятилась.

– Что ты делаешь здесь? – спросила она. – Тебе надо уйти…

– Зачем? Чтобы ты подорвала себя? Рома все еще жив. Мне нужна твоя помощь.

От облегчения Джульетта чуть было не выронила гранату, но все же успела стиснуть ее, прижав рычаг к корпусу. Когда она закрыла глаза, потрясенная даром, который преподнесла ей вселенная, ее переполнила такая благодарность, что ей на глаза навернулись слезы.

– Я рада, что тебя не поймали, – тихо сказала Джульетта. – Если кто и сможет вызволить его, то это ты.

– О, я тебя умоляю.

Джульетта открыла глаза. От тона, которым Венедикт произнес эти слова, ее слезы вмиг высохли. Он показал на гранату в ее руке.

– Неужели ты думаешь, что дело того стоит? Какой смысл в том, чтобы взрывать нескольких деятелей Гоминьдана? На их место тут же придут другие. Они выберут нового вождя из Пекина, из Уханя или откуда-то еще. Война будет продолжаться. Конфликт не закончится.

– Это мой долг, – дрожащим голосом произнесла Джульетта. – Если я могу сделать хоть что-то…

– Ты хочешь сделать что-то полезное? – перебил ее Венедикт. – Давай тогда взорвем чудовищ. Давай остановим Дмитрия. Но это? – Он ткнул большим пальцем в сторону двери. Оттуда по-прежнему доносился шум вечеринки. – Это неизбежно, Джульетта. Это гражданская война, и тебе ее не остановить.

Джульетта не знала, что сказать. Она сжала гранату обеими руками и завороженно уставилась на нее. Венедикт какое-то время ждал, не мешая ей предаваться раздирающим ее чувствам, затем повернулся, чуть слышно чертыхнулся и пробормотал:

– Сначала Маршалл, теперь ты. Все норовят принести себя в жертву.

– Маршалл?

Венедикт скривился и, вспомнив, что он находится на вражеской территории, вышел на балкон и огляделся по сторонам.

– Дмитрий велел перебить Алых и схватил Рому и Алису. Маршалла тоже замели, когда он пытался вызволить их. Так что теперь на свободе остались только ты и я. У нас мало времени, Джульетта.

– Дмитрий завербовал рабочих? – спросила Джульетта, слыша, как стучит пульс в ее ушах.

– Да, – подтвердил Венедикт. – Теперь я уже не знаю, собирается ли он прибирать к рукам банду Белых цветов. Думаю, раз все Белые цветы в городе либо мертвы, либо сидят в тюрьме, либо бежали, его больше заботит укрепление своего положения в среде коммунистов.

– Тогда зачем же он захватил Рому? Если не затем, чтобы оборвать род Монтековых…

– Думаю, для него это имеет символическое значение. Покончить с гангстерами. Покончить с империалистами. Покончить с засильем иностранцев в Шанхае. Публичная казнь – это последнее, что могут сделать рабочие до того, как гоминьдановцы подавят их протест. А затем Дмитрий и его чудовища сбегут на юг вместе с оставшимися коммунистами, и война продолжится.

Джульетта судорожно вздохнула. Неужели это конец? Лауренс сможет растворить вакцину в воде и залить в городской водопровод, но как же остальная страна? Как же остальной мир? Если Дмитрий сбежит вместе с коммунистами, имея такую силу, силу, которую ему дают деньги, приобретенное им оружие и его чудовища, то где предел? Где он остановится?

– Послушай, – сказал Венедикт с балкона, прервав ход ее панических мыслей. – В любом случае, думаю, мы сможем их спасти. Рому, Маршалла и Алису – мы можем вызволить их из лап Дмитрия и убраться из этого города навсегда. Но ты должна мне помочь.

Она готова была согласиться, но что-то мешало ей.

Мы наказываем предателей. И если Джульетта хочет перейти на сторону Белых цветов, то она может уйти и умереть вместе с ними.

Она стала предательницей уже давно, пять лет назад, в тот ветреный день на Бунде, когда Рома Монтеков стал ее другом. Она становилась предательницей всякий раз, когда отказывалась всадить в него нож. Она стала предательницей задолго до того, как выпустила пулю в своего двоюродного брата, потому что если верность означала, что она должна была стать бесчеловечно жестокой, то она не могла оставаться верной.

Ее родители будут оплакивать ее. Оплакивать ту ее версию, которой не существовала.

– Я так люблю вас обоих, – прошептала она, – но вы убиваете меня.

Венедикт заглянул с балкона в комнату.

– Ты что-то сказала?

– Нет, ничего. – Она встрепенулась. – Я пойду с тобой.

Кажется, Венедикт немного удивился тому, что Джульетта вдруг оживилась. Он смотрел на нее, пока она оглядывала свою комнату в последний раз.

– Ты все еще держишь… э-э…

Джульетта взяла чеку и вставила ее обратно в гранату, а потом положила ее коробку из-под обуви, поставив ее в гардероб. И прежде чем закрыть его дверцы, достала одно из своих платьев-чарльстонов.

– Дай мне сначала переодеться. Я быстро.

Венедикт нахмурился, явно недовольный тем, что она выбрала такой броский наряд, но тут Джульетта достала из гардероба еще и пальто, и Венедикт кивнул.

– Я подожду тебя на балконе.

Волосы Джульетты уже успели высохнуть, но ее вымокшая под дождем одежда все еще липла к телу. Она начала сдирать с себя платье, но, похоже, дернула его слишком сильно, потому что что-то упало с него на ковер. Это что, пуговица?

Она посмотрела на пол. Нет, это была не пуговица – это было что-то синее. Маленькая пилюля – яркая, блестящая, как лазурит. Рядом с ней лежал листок бумаги, все еще немного сырой.

– Боже, – пробормотала Джульетта, развернув листок. Бай Таса положил ладонь на ее поясницу, потом быстро провел рукой по боку. Это он положил пилюлю и записку в ее карман.

«Используй ее с умом. Лауренс»

Значит, на самом деле Бай Таса служит Белым цветам.

К ее горлу подступил недоуменный смешок, но Джульетта подавила его, не желая беспокоить Венедикта. Подобрав пилюлю, она внимательно всмотрелась в нее. Надев другое платье, она положила ее в карман, затем переложила в него предметы из мокрого ципао – зажигалку и заколку. Это было все – теперь у нее не осталось ни оружия, ни ценных вещей, вообще ничего, кроме платья, которое было на ней надето, и теплого пальто с туго затянутым поясом.

Она быстро вышла на балкон. Когда Венедикт обернулся, его