– А что не так? – спросил Жан, откладывая в сторону рукопись.

– Были бы у тебя актерские способности, ты бы не спрашивал, – вздохнул Джасмер. – Иди отсюда, деньги посчитай или еще какой херней займись, больше толку будет.

– Эй, полегче! – вмешался Локк (они с Жаном разыгрывали сцену между Аурином и Феррином). – А по какому праву вы его отчитываете?

– По незыблемому праву постановщика, – заявил Монкрейн. – Во всем, что имеет отношение к спектаклю, я – сонм богов в небесных чертогах, а потому повелеваю твоему приятелю заткнуться и валить отсюда.

– Ну да, повелевать вы вправе, – признал Локк. – Но вот грубить при этом не обязательно.

– У меня нет времени расшаркиваться… – начал Монкрейн.

– Найдется! – оборвал его Локк. – Если будете грубить Жованно, то мы все уедем обратно в Каморр. Ясно вам?

Жан дернул Локка за рукав:

– Да ладно тебе… Все в порядке.

– А вот и нет! – Сабета присоединилась к приятелям. – Джасмер, Лукацо прав. Мы готовы вас слушаться, но грубого обращения терпеть не намерены.

– Охренеть! – проворчал Монкрейн. – Лучше сразу отправьте меня в тюрьму.

– И не надейтесь, – ухмыльнулась Сабета.

– Если Жованно вам не нужен, я его к себе в помощники возьму, – предложила Дженора. – Мне одной с костюмами и с реквизитом не справиться.

– Ну… похоже, выбора у меня нет, – вздохнул Жан.

– Кстати, о костюмах, – продолжила Дженора. – Их красная моль поела, и мыши там угнездились. Посмертные маски и одеяния все изгвазданы, их давно сменить пора, и костюмы обветшали, их впору на тряпки пустить.

– Вот и займись делом, – буркнул Монкрейн. – Не мне одному из дерьма жемчуг выковыривать.

– На это деньги нужны, – заметила Дженора. – И вообще давно пора собраться и обсудить, как обстоят дела, откуда прибыли ждать и что делать с долями тех актеров, которые к Басанти переметнулись…

– О боги, – вздохнул Монкрейн.

– А еще мне нужна хорошая швея, – заключила Дженора.

Жан поднял руку.

– Ты умеешь шить? – удивилась Дженора. – В смысле, прорехи залатывать? Нет, мне нужен человек…

– Я оборку от волана отличу, а плиссе от гофре, – пояснил Жан. – Умею складки тачать, подолы подрубать и дыры в любой ткани штопать. И мозоль от наперстка могу предъявить, если не верите.

Дженора схватила Жана за локоть:

– Так, этого юношу я вам не отдам, и не просите.

– А я и не стану, – поморщился Монкрейн.

– У нас что, перерыв? – спросил Кало, плюхнувшись на землю.

– Ага, отсиживай задницу, красавчик, пока остальные тебя развлекать будут. – Галдо швырнул в брата ком засохшей грязи.

Кало мгновенно лягнул Галдо под коленки, повалив его носом в землю. Галдо перекатился на спину и заорал, прижимая к себе левую руку.

– Тьфу ты! – Кало вскочил и склонился над братом. – Больно?! Прости, я не хотел… А-а-а-а! – заверещал он, получив меткий и чрезвычайно болезненный пинок между ног.

– Не-а, не больно. Это я упражняюсь в актерском мастерстве, – ухмыльнулся Галдо.

Локк, Жан, Алондо, Дженора и Сабета, не дожидаясь вмешательства Монкрейна, бросились разнимать близнецов. Поднялась суматоха, дождем посыпались обвинения и оскорбления, касающиеся умственных способностей, места рождения, актерского мастерства, манер и привычек, цвета кожи, выбора одежды, а также чести и достоинства каждого из участников ссоры. От взбалмошного гомона и палящего зноя у Локка закружилась голова, а перед глазами все плыло. Внезапно во дворе кто-то громко кашлянул.

– Какое впечатляющее зрелище, – улыбнулась высокая женщина лет тридцати в приталенной серой блузке и широких панталонах; смуглая кожа говорила о смешении рас, хотя была светлее, чем у Джасмера и обеих Глориано; коротко остриженные темные кудри чуть прикрывали уши; незнакомка держала себя с уверенностью каморрского гарристы. – Джасмер, я от тебя такого не ожидала.

– О, к нам предательница явилась! – воскликнул Монкрейн, стремительно обретая утраченное достоинство. – И как у тебя дела, Шанталь?

– Тебя в Плакучую Башню увели, а я привыкла ужинать каждый день, а не раз в месяц, – ответила незнакомка. – Так что извиняться мне не за что.

– И что тебя к нам снова привело? Басанти перебежчиков не привечает?

– У Басанти работы всем хватит. А мне любопытно стало. Поговаривают, ты покровителем обзавелся.

– К счастью, среди эспарской знати еще не перевелись истинные ценители актерского мастерства.

– А еще ходят слухи, что каморрские актеры не плод твоего воображения.

– Как видишь, – сказал Монкрейн. – Вот они, перед тобой.

– И ты собрался ставить «Республику воров»?

– Даже если мне горло перережут.

– Неужто Дженора согласилась на сцену выйти?

– О всевышние боги! – воскликнула Дженора. – Нет, конечно.

– Ах вот оно что! – Шанталь неторопливо подошла к Монкрейну. – В таком случае тебе актрисы не хватает.

– Ну и что с того?

Лукавая улыбка исчезла с лица Шанталь.

– Послушай, Басанти ставит «Эликсир женской добродетели», а у меня нет ни малейшего желания все лето лебезить и хихикать, изображая Четвертую камеристку. Предлагаю взаимовыгодную сделку…

– Любопытное предложение, – хмыкнул Монкрейн. – А мужа своего ты, случайно, не привела?

Из-за угла вышел темноволосый теринец с мускулистой грудью, исполосованной шрамами и едва прикрытой расстегнутой белой рубахой. Локк, заметив оторванную мочку правого уха, сообразил, что перед ним либо бывший игрок в ручной мяч, либо удалившийся на покой поединщик.

– А вот и он, – поморщился Монкрейн. – Что ж, мои юные друзья, позвольте представить вам Шанталь Коуцу, бывшую актрису труппы Монкрейна, и ее мужа Бертрана Несметного.

– Несметного?

– Он в одиночку изображает десяток второстепенных персонажей на сцене, – пояснил Алондо. – В мгновение ока наряды меняет.

– Для Берта работа найдется, – заявил Монкрейн. – Вот только с чего вы взяли, что я вас простил?

– Ты мне зубы не заговаривай! – отмахнулась Шанталь. – Мне нужна приличная роль, а тебе – счастливые зрители.

– А кроме вас, есть еще желающие к нам вернуться?

– Это вряд ли, даже если их осыплют рубинами величиной с твою самонадеянность. Они слишком боятся, как бы их не обвинили в причастности к твоему крамольному поступку.

– Позвольте им вернуться в труппу! – попросил Алондо.

– И правда, – добавила Дженора. – Ролей на всех хватит, а выбирать не из кого. Давайте разбудим Сильвана и спросим, что он об этом думает.