Чод! Он что, правда говорит, что я – один из них?

– Мы следим за тем, чтобы в борделях, посещаемых рондийскими магами, были плодовитые женщины. Мы похищаем, подсылаем любовниц. Однако у магов-мужчин семя жидкое, а маги-женщины редко зачинают, так что родов у нас правда мало. А сильное кровосмешение приводит к тому, что дети часто рождаются мертвыми или с уродствами. Моя мать родилась без рук и умерла, рожая меня в сорокатрехлетнем возрасте. Я был ее семнадцатым ребенком. – Джамиль сплюнул. – Вот до чего докатываешься, сражаясь с таким врагом. Иногда нам удается захватить кого-нибудь из магов и влить новую кровь. – Он с отвращением сжал губы. – Я согласен с тобой, Казим: это так гнусно, что иногда меня самого тошнит. Это такое же преступление, как и то, что совершает наш враг. Но каковы альтернативы? Нам необходим гнозис, и если мы грешим, служа Ахму, грех прощается. Победа оправдывает все.

Казим был в ужасе.

– Но мой отец… – произнес юноша хрипло. – Он был одним из вас? А я?

Джамиль встретился с ним взглядом.

– Нет, Казим, ты не один из нас, – сказал он.

Что-то в его тоне встревожило Казима, однако юноша облегченно выдохнул. Гнозис был слишком страшен для того, чтобы его понять.

Хадишах мрачно улыбнулся:

– Одно лишь то, что ты не владеешь гнозисом, не означает, что ты не можешь от него защититься, Казим. На следующей неделе Рашид начнет тебя этому тренировать.

Рамита упала на колени перед святилищем во внутреннем дворике, стараясь не закричать. Ее одолевало безумное желание взять нож и резать собственные чресла, пока из них на камень не польется кровь. Желание становилось сильнее с каждым днем с тех пор, как она, проснувшись, обнаружила, что ее простыни не запятнаны. Месячные всегда были у нее регулярными, всегда начинались в срок, а теперь, когда она меньше всего хотела зачать, было слишком поздно.

«У меня должна пойти кровь, – говорила девушка себе. – Должна».

Она хотела держать все в секрете до тех пор, пока не поймет, что делать, но это оказалось невозможным: узнав о простынях, Мейрос пришел в восторг, ведь это означало, что у нее может быть ребенок. Всю прошедшую неделю он очень старался. В нем появилось столько силы, словно ее молитвы Сивраману вернули ему давно ушедшую юность. Он едва сдерживал свое волнение, и Рамита пыталась изображать такие же чувства. Однако она была уверена, что носит ребенка Казима, ведь тот взял ее в период наибольшей плодовитости, а его семя было молодым и не несло в себе магической крови. Если она беременна, то ребенок (или дети) однозначно должны быть его.

Девушка пыталась убедить себя, что это не важно, что скоро Казим ее выкрадет, а кто приходится отцом ребенку, не будет иметь значения, но ей не удавалось так легко отмахнуться от своих страхов. Ее мужем был Антонин Мейрос. Он был непобедим. Любая попытка выкрасть ее обречена на провал, поэтому, если не случится чуда, через девять месяцев она родит темнокожего ребенка, лишенного магических способностей, и ярость древнего ядугары обрушится на нее и все, что она любит.

Прошу, Сивраман, прошу, Парвази, прошу, Ганн-Слон… Сделайте так, чтобы у меня начались месячные!

Но они не начались ни на этой неделе, ни на следующей.

Имение Анборнов, Норос, континент Юрос

Мартруа – апрафор 928

4–3 месяца до Лунного Прилива

Ванн Мерсер сумел добиться аннулирования конфискации имения Анборнов, но без регулярных платежей Елены продажа родового гнезда все равно была неизбежной. Аларон занимался поместьем, а свободное время посвящал работе над яликом. Юноша чувствовал себя на седьмом небе, ведь у него на глазах и с его непосредственным участием старый дом вновь обретал черты своего былого великолепия. В то же время он с грустью думал о том, что дом его детства перестанет принадлежать их семье.

Дни сливались воедино. Было легко представить, что во всем мире нет ничего, кроме поместья. Весна расцветала медленно и утонченно. Снег наконец сошел, и ручьи наполнились талой ледяной водой, хотя Альпы все еще оставались белыми. Цветы распускались в высокой траве, беспорядочно выросшей на месте некогда ухоженных газонов. Ветер откуда только не дул, не стихая ни на минуту. Гретхен готовила, убирала и наводила лоск, а ее муж Ферди занимался своим привычным делом – он все время что-то планировал, правда, результаты его трудов так же постоянно оставались скромными.

Подобная, можно сказать, изоляция позволяла Аларону еще и практиковаться со своим нелегальным амулетом в процессе ремонта воздушного ялика. Юноша никогда не добивался особых успехов в сильванистическом гнозисе, управлении деревьями и растениями, однако практика явно шла ему на пользу. Но теперь у него появилась новая серьезная забота: таинственный старик. Когда охватившая их с приходом незнакомца паника миновала, Гретхен уложила старика в постель и продержала несколько дней на курином бульоне, приправляя его всевозможными народными средствами. Физически незнакомец быстро пошел на поправку, а вот говорить он, похоже, не мог. Уборной старик пользовался самостоятельно, но произнести хотя бы слово не спешил. А еще за ним заметили почти сверхъестественную способность бесследно исчезать всякий раз, когда в поместье заглядывал какой-нибудь случайный гость.

Работая с яликом, Аларон начал рассуждать в компании молчуна о несправедливости мира. Юноша был уверен, что старик – маг; чувство присутствия чужого гнозиса в день их первой встречи было совершенно отчетливым, пусть незнакомец с тех пор больше и не демонстрировал своих возможностей. Старик явно был кем-то, хотя Аларон и не представлял, кем именно.

Цим он не видел уже больше месяца, но в один прекрасный день в мартруа она словно влетела в его конюшню-мастерскую на крыльях весенних ветров.

«…Поцеловала розу да-а-а-а-а-ма…» – горланил песню юноша.

– Фу, Аларон, у тебя что, совсем нет слуха? Это просто ужасно…

– Цим! – зашагал он к ней, однако, подумав, что она, возможно, вообще не захочет с ним обниматься, неуклюже остановился. – Входи, входи.

– Уже вошла, идиот. – Подойдя к нему, она легонько таки обняла юношу. Затем ее взгляд упал на воздушный ялик. – Помощь нужна? А, глупый вопрос. Тебе всегда нужна помощь.