Король проводит беспокойную ночь, однако утром чувствует себя сносно. Меняя повязку, врач замечает, что рана воспалилась. Гноя не видно, но, тем не менее, королю рекомендовано отменить все встречи.

Через три ночи у короля температура тридцать девять, но гноя по-прежнему нет.

Через пять ночей появляется море гноя, а правительство начинает беспокоиться. Особенно встревожен премьер-министр Венизелос, всю свою политическую карьеру посвятивший попыткам воспрепятствовать монархии и сбросить ее власть. Вообще-то ему очень нравится нынешний король, хотя Венизелос ответствен за зрелищное падение его отца, злосчастного короля Константина. Нельзя не любить Александра, этого красивого молодого человека, даже если ты республиканец. Венизелос приказывает созвать консилиум из восьми врачей, привычно уступая закоренелой склонности политика создавать комитеты, парализованные шумными разногласиями и мертвой хваткой осторожности.

Восьмерка выпускает ежедневные бюллетени, скрупулезные, но оптимистичные. У короля местная инфекция, но положение не чрезмерно серьезное. Доктор Савас, видный микробиолог, берет пробу из раны на ноге и обнаруживает в ней стрептококк. Опухоль растет, рана увеличивается. У короля температура сорок. Военврач Герасим Фокас заявляет, что опухоль — не просто флегмона, это сепсис. Он признанный эксперт в боевых ранах и утверждает, что единственное решение — ампутация, ибо только ампутация спасет королевскую жизнь. Тут он, безусловно, прав, но остальная комиссия приходит в ужас и накладывает вето; скорее всего, у врачей не укладывается в голове, как можно отрезать королю ногу, хотя в прошлом другие лекари ничтоже сумняшеся отсекали монархам головы.

Залокостас отправляется к премьер-министру Венизелосу, прикованному к постели инфлюэнцей, и политик впервые точно узнает, насколько серьезна ситуация. Он успешно справляется с собственным жаром и вызывает специалиста из Парижа. Жорж Фердинанд Видаль[103], светило в тяжелых воспалениях, сядет на греческий военный корабль, дожидающийся его в Бриндизи, и прибудет на тринадцатый день болезни, через три дня после того, как инфекция доберется до желудка Александра, вызывая рвоту и потерю веса.

Возлюбленный желтеет, и послушная долгу красавица Аспасия, демонстрируя скудость фантазии, облачается в форму сестры милосердия. Она не отходит от постели мужа, держит его за руку; имеют место напряженные и трогательные сцены супружеской любви.

Вся страна уже знает правду, в церквах служат молебны. Поступают телеграммы со всего мира. Циркулируют дикие слухи, мол, разные врачи лечат короля, исходя из своих политических взглядов: роялисты (не считая Саваса, который был личным врачом королевы Софьи и по-прежнему верен старому королю) стараются спасти, а венизелисты пытаются угробить.

У королевской семьи в изгнании и Венизелоса большие разногласия. Премьер ежедневно шлет телеграммы, но бездушно отказывает мольбам королевы Софьи допустить ее к постели сына и дает странный совет обратиться с просьбой в греческое посольство в Цюрихе. Венизелос удивлен, что за восемнадцать дней она присылает всего две телеграммы, но принц Христофор в воспоминаниях отметит, что разлука с сыном давно разбила ей сердце, а премьер намеренно пресекал все ее попытки связаться с Александром. Софья недолюбливает Аспасию, и потому присутствие матери вряд ли уменьшит страдания сына. Вместо Софьи Венизелос допускает вдовствующую королеву Ольгу, но та опаздывает на два дня из-за морской бури. Меж тем премьер через день приезжает во дворец Татой побеседовать с королем, но политики не касается, ибо неприлично обсуждать политические темы у постели умирающего.

Газета «Новый день» сообщает: Морица заразили бешенством по приказу премьер-министра Венизелоса, чтобы макак нанес смертельный укус королю; премьер подает в суд за клевету.

На двенадцатые сутки у Александра ночью бред, но днем ему полегче. Все, кроме уборщицы кирьи[104]Элени, сохраняют оптимизм. На кофейной гуще она прочла мрачные, дурные предзнаменования и понимает, что означает разбитое Фрицем зеркало. Элени извещает Аспасию, врачей и премьер-министра: хоть она всего-навсего уборщица, но, коли угодно, проведет сеанс ятрософии[105]. Нужно только убить Фрица, чтобы она изготовила притирание из его печени. Уборщицу благодарят, но врачи отклоняют предложение, поскольку собственной ятрософии доверяют больше.

Ночью король Александр вскрикивает: «Отец! Отец! Мама, мама, спаси меня!» В момент просветления он просит безутешную Аспасию прилечь отдохнуть.

Доктор Видаль вводит королю вакцину; по оценке медика, Александр проживет еще дня четыре. Приезжает новый врач. Его зовут Пьер Дельбе[106], он высаживается с корабля в Коринфском канале и на бешеной скорости мчится во дворец в гоночной машине «панхард»; недужный король сам бы с восторгом сел за ее руль, лежи на его месте кто-то другой. Доктор Дельбе обнаруживает у харкающего кровью пациента новый смертоносный микроб. Врачи возвращаются к теме ампутации, но понимают, что на этой стадии уже слишком поздно. Александр впадает в кому, потом, очнувшись, желает обнять прекрасную Аспасию.

У короля снова бред, он пытается говорить. Ему видится, будто он стоит у огромной реки, а на другом берегу — знакомая фигура любимого деда, покойного короля Георга, который зовет его: «Иди, дитя мое, пора мне забрать тебя».

«Хорошо, дедушка, я иду! — кричит Александр. — Только сначала познакомься с Аспасией!» Услышав это, Аспасия падает в обморок.

Зовут священника и прячут его за ширмой. Чтобы не тревожить мужа, Аспасия просит батюшку читать вполголоса и дает Александру с ложечки причаститься вином, сказав, что это лекарство. Королю снится героическая победа во Фракии. Он кричит: «Мы побеждаем! Мы побеждаем!» Потом вопрошает: «Где Мелас? Мне нужны последние донесения».

Вызывают адъютанта Меласа и велят что-нибудь выдумать, дабы успокоить короля. Дыхание затруднено, больной явно при смерти. Александр называет Аспасию ласковым именем «Бика» и просит позвать Мицоса.

Призванный королевский шофер втаскивает в комнату свои огромные телеса. Здоровяк убит горем и не знает, как себя вести. Аспасия наклоняется к мужу:

— Мицос здесь.

— Мицос, машина готова? — спрашивает Александр.

— Она всегда готова, ваше величество, — отвечает шофер. В его голосе слышится особая профессиональная гордость, которая подразумевает, что в других обстоятельствах его бы задело предположение, будто он не всегда в идеальной готовности.

— Фары в порядке, Мицос?