Они сидели в шатре, и Всеволод не решался пока начать разговор о державных делах. Вокруг мельтешили слуги, вбежала вдруг запыхавшаяся от волнения румяная Гертруда.

Малиновый плащ её развевался на ветру, под ним сверкало изумрудом долгое платье фландрского сукна; такого же цвета убрус, раскрашенный огненными петухами, покрывал голову под парчовой шапкой. Она вся цвела от неуёмной дикой радости.

— Это правда?! В самом деле?! Ты идёшь миром в Киев?! Я снова великая княгиня?! — Она без стеснения, смеясь бросилась Изяславу на шею.

Всеволод с любопытством, смешанным с удивлением и презрением, смотрел на веселье этой нисколько, казалось, не изменившейся за четыре года женщины.

«А говорила, будто ты иная, — с горькой усмешкой вспомнил он былое. — Да, власть — главное в жизни нашей. Всё остальное — сущие пустяки и мелочи. Никакая любовь не заглушила в душе Гертруды властолюбия. Изгнали Изяслава из Киева — и сколь, наверное, жалка была она! Куда только и девалась тогда вся эта её кажущаяся надменность и гордость! Вернули Изяславу великий стол — и сколь довольна она. Вот и выходит: спала с одним, а радуется другому. На что ей я — всё равно не возьму в жёны. А вот если бы Изяслав умер, Гертруда бы потеряла всё, что имела. Господи, что за мысли глупые в голове витают?! Я должен радоваться счастливому возвращению брата. Радоваться?!» — Вдруг Всеволод почувствовал, что то светлое чувство, которое испытал он, когда обнимал Изяслава посреди поля, схлынуло, улетучилось. Раздражение, злоба, досада наполнили его душу при виде Гертруды. И злая мысль уже вползла в мозг: «Ничего, придёт время, и... Об этом думать рано. Пока рано. Там будет видно». — Князь Хольти решительно остановил течение этой злой, коварной мысли.

А великая княгиня тем часом, будучи не в силах сдерживать свой восторг, аж мурлыкала от удовольствия и тёрлась о плечо Изяслава.

— Довольно, милая! Срамно пред людьми, пред челядью. После, после, — говорил, смущённо улыбаясь, Изяслав.

Гертруда наконец успокоилась. Она села рядом с князьями, серые её глаза зажглись лукавым, так хорошо знакомым Всеволоду огнём.

И вздрогнул внезапно Всеволод: вспомнил он таинственно исчезнувшего лекаря Якоба. Страх, нежданный страх поразил его в самое сердце, он несмело поднялся, приложил руку к груди, чуть склонил голову, извинился и сказал, что должен уйти. Нет, не мог он сейчас вот так спокойно сидеть и смотреть в эти лукавые серые глаза, в которых таилось преступление. Не соузниками, не родственниками, не друзьями были они с Гертрудой, но — сообщниками в грязном, богопротивном деле.

До глубокой ночи, стоя на коленях перед образами в своей походной веже, Всеволод истово молился, рыдал и клал поклоны.

Глава 89

ХЛОПОТЫ ГИДЫ

Из окна теремной башни молодая княгиня Гида увидела, как отряд оружных дружинников провёл вдоль улицы закованного в цепи Олега. Сверкали на июльском солнце острые копья. Воины были незнакомые, чужие.

«Люди Изяслава», — поняла Гида.

Олег держался спокойно, с гордым презрением в глазах смотрел он окрест. Шёл с непокрытой головой, шальной ветер развевал его пепельные волосы. Стражники грубыми толчками тупых концов копий ввели князя на Брячиславово подворье. До ушей Гиды донёсся скрип ворот и короткий властный приказ:

— В клеть коромольника! На хлеб и воду! Князь Изяслав велел: после разберёмся, как с им быть!

«Олег — он крёстный моего Гарольда! Близкий нашей семье человек! Надо выручить его из беды!» — простучала в голове Гиды мысль.

Она не мешкая метнулась в покои мужа. Но Владимира в хоромах не оказалось. Тогда поспешила она ко Всеволоду, думая у него обрести поддержку.

Князь Хольти лишь зло ухмыльнулся, выслушав взволнованную речь снохи.

— Крёстный, говоришь? Ну да, было такое! Только чем этот Олег помог мне и твоему супругу, княгиня? Почему не встал с нами заедино против Изяслава и ляхов? Предатель он, твой Олег!

Всеволод смотрел на белое полотняное платье молодой княгини, на её тонкий стан, перехваченный широким матерчатым поясом, на позолоченную диадему, надетую поверх белого же убруса, концы которого спускались на плечи и грудь, на алые сафьяновые сапожки, на колты, прикреплённые к головному убору. Вроде одета просто, а красиво, со вкусом. И говорит Гида по-русски уже хорошо, почти без акцента. И спорит, не боится.

Это Всеволоду понравилось. Но зачем она столь рьяно защищает крамольника?! Или... в чём-то она, быть может, права.

— Князь, отец мой! Возможно, Олег виновен. Он поступил неверно, видно, поддался худым советам! Но он — достойный муж, князь! Он — настоящий рыцарь! Помоги, уговори своего старшего брата отпустить его! — убеждала Гида.

— Я обещаю, дочка, подумать о судьбе князя Олега! — Всеволод решительно поднялся со скамьи, дав понять Гиде, что разговор окончен.

Молодая княгиня вернулась в свой покой. Но сидеть сложа руки в палате она не могла. Наскоро набросив на плечи поверх платья лёгкий плащ малинового цвета с застёжкой-фибулой у плеча, поспешила она на располагавшийся за высокой изгородью Брячиславов двор.

Это были старые, обветшалые хоромы, которые на первое время выбрала для себя семья вернувшегося в Киев Изяслава. Крутой всход был украшен деревянной резьбой вдоль стен и на перилах. По соседству располагалась конюшня, рядом с ней — отдельно стоящая высокая башня-вежа. По другую сторону к хоромам примыкали низкие длинные амбары и бретьяницы. С поварни, находящейся на нижнем жиле, доносились аппетитные запахи готовящихся яств.

Во дворе стояло несколько гружёных подвод. Холопы заносили в дом тяжёлые лари, наполненные разноличным скарбом. Дворский Изяслава — высокий худой старик, вислоусый и безбородый, напоминающий степняка, громким, визгливым голосом отдавал повеления:

— Ентот сундук на верхнее жило несите! А вон тот ларь — ко княгине в покой. А ентот обоз — рухлядишка снохи княжеской. Такожде в бабинец тащите, токмо в другой покой — тот, что с угла!

Увидев Гиду, дворский расстелился в низком поклоне.

— Хочу зреть великого князя Изяслава! — объявила жена Мономаха.

— Нету, княгинюшка светлая, стрыя твово здесь. В Берестово отъехал! — с деланным сожалением отмолвил ей старик. — Извини уж, красавица! Не могу его кликнуть!

— Тогда, может, из сынов его кто тут! — не отступала Гида.

Ответить дворский не успел. Навстречу Гиде с крыльца спешили две женщины в дорогих одеждах.

Первая, поняла Гида, была княгиня Гертруда. Серые глаза чуть навыкате, острый, слегка загнутый книзу нос, немного выступающие скулы —