Новгород с его богатством!) лежал в Киев, ко князю Изяславу. Там же, в Киеве, должен был к тому времени оказаться и Яровит.

А пока они остались с Всеволодом в палате вдвоём. Яровит смотрел князю в лицо, и охватывал всё его существо внезапный трепет. Читал он в тёмных Всеволодовых очах ужас, страх, смятение. Князь Хольти молчал, беззвучно, одними губами шепча покаянную молитву.

Наконец, страх во взоре его исчез, одна решимость и твёрдость читалась в нём, и это ещё сильней испугало умного, догадливого Яровита.

— Звал, князь?! — На пороге палаты появился огромный рыжеусый детина.

Бритый подбородок и длинные стянутые обручем волосы выдавали в нём нурмана.

— Да, Бьёрн, звал, — ответил князь. — Поедешь в Новгород, с боярином Яровитом. Дело ждёт вас трудное. Стол идёте отнимать у ворога моего, князя Глеба. Так вот, князь Глеб...— Всеволод на мгновение замолк, переводя дыхание, и резко выпалил: — Он должен умереть! Ты понял, Бьёрн?!

— Сделаем, князь! — Нурман равнодушно усмехнулся.

Яровита прошиб холодный пот, он со страхом взглянул на икону Спасителя на ставнике и перекрестился.

— Спаси, Господи! — прошептали, словно бы сами собой, бледные сухие уста.

Он не заметил, как Бьёрн исчез за высокими дверями.

— Что делать, боярин? — вздыхая, развёл руками Всеволод. — Тут, друг мой, поконы и законы волчьи. Или мы Глеба, или он нас. Не думай об этом. Без тебя всё створят. То я... чтобы ты знал. Главное иное: наведите в Новгороде со Святополком порядок. Бояр не прижимайте, но и не распускайте. Да что учить тебя — сам всё разумеешь! Давай, что ли, обнимемся напоследок.

Он заключил Яровита в объятия и вдруг зашептал неожиданно дрогнувшим голосом:

— Друг ты мне, боярин, помощник первый. Тяжело с тобой... расставаться. На тебя, как на самого себя, всегда полагался. Ну да таков крест наш, видно. Даст Бог, свидимся ещё.

Князь смахнул с глаза непрошеную слезу.

...Утром Яровит прощался с племянником. Они сели на дорожку в горнице, помолчали. Уже высказаны были все слова, выданы все наказы, и сидел Яровит, хмурясь, с нехорошим каким-то предчувствием на душе.

Но, отбросив тревоги прочь, встал наконец, обнял, расцеловал племянника, хлопнул его по плечу.

— Пора мне, Талец. Значит, как мы уговаривались, остаёшься в Чернигове за хозяина. Проследи за данью, на поля выезжай, погляди, как уборка идёт. Если какой поход — наперёд не лезь, воеводу и князя во всём слушай. Ну, прощай. Мне пора.

Он спустился с крыльца, взобрался на коня, выехал за ворота, оборотился и долго смотрел на Тальца, который стоял на всходе и махал, махал ему вслед рукой.

Яровит не мог знать, что то была их последняя встреча.

Глава 92

ИУДЕЙСКАЯ ОБЩИНА

Не один только Всеволод и не одни новгородские бояре хотели Глебовой гибели — была на Руси в те времена ещё одна сила, не видная иногда даже при пристальном рассмотрении, но такая, с которой и в прошлом многим доводилось не раз сталкиваться, и в недалёких грядущих годах часто придётся считаться. Сила эта была — киевская иудейская община.

В основном иудеи в Киев приехали из Германии, но были и иудеи тмутараканские, те, что уцелели после разгрома Великой Хазарин и перебрались на Русь из Крыма. И те, и другие селились на Копырёвом конце в западной части Киева. Здесь ещё при Ярославе стояла каменная синагога, а весь район был обнесён высокой крепостной стеной. Иудеи — крупные купцы и ремественники — наладили широкую торговлю через Польшу и Венгрию со многими странами Европы — Германией, Францией, итальянскими графствами и герцогствами. Во время смут они поддерживали деньгами князя Изяслава, его семью и ближних бояр; не единожды на их золото и серебро покупал себе Изяслав в окружении императора Генриха, князя Болеслава и папы Григория союзников и друзей. Усобицы недавних лет сильно ударили по торговле — на дорогах, где издревле ходили купеческие караваны, полыхал огонь войны, раздавались грохот оружия, свист стрел, ржание боевых коней. Но вот князь Изяслав — сторонник и покровитель иудеев, вернулся в Киев. Перед иудейской общиной открывался путь к процветанию, обогащению, росту.

...Захария Козарин, седобородый, невысокий, но крепко сбитый, худой иудей с жгучим, выразительным взглядом слегка посветлевших от старости тёмных глаз, склонившись над столом в широком покое, украшенном по стенам яркими разноцветными коврами восточной работы, с жаром говорил своим собеседникам, смуглолицым людям в долгих одеяниях, с перетянутыми золотистыми повязками курчавыми волосами:

— Теперь, достопочтимые, мы должны помочь сыну князя Изяслава захватить Новгород. Там сейчас сидит Глеб — наш старый враг. Многие из вас не помнят или не знают. Раньше этот Глеб правил Таматархой[299] и сильно притеснял наших единоплеменников. Он заключил договоры с аланами[300], касогами[301] и греками — нашими врагами на берегах Понта. Тогда многие достойные люди покинули Таматарху.

— Стоит ли впутываться в это дело, отец? — спросил Захарию молодой широкоплечий иудей. — Новгород далеко. И к тому же северный путь никогда не входил в сферу нашей торговли. В Новгороде иудейская община слишком малочисленна.

— Это так, Иоанн, — согласился Захария. — Но сейчас, когда восточные пути стали небезопасны, когда в степях бродят орды дикарей-куманов, как раз с севера, из Новгорода и через Новгород, хлынет сюда, в Киев, поток дорогих товаров. Ворвань[302], мёд, воск для свечей, меха. Мы будем скупать эти товары, везти и перепродавать их на европейских и восточных рынках. Так мы накопим богатства, а с помощью богатств поставим и в Новгороде, и в Киеве такого князя, какой нам нужен. Деньги — источник благоденствия, и они же — источник власти.

— Не всегда так бывает, отец. Вспомни: деньги не помогли нашим предкам удержаться в стране хазар, — не согласился Иоанн. — Есть ещё другое — личная храбрость, отвага. Её-то как раз и не хватило иудеям.

— Хазарию наши предки потеряли потому, что не смогли найти сильного союзника, — поучительным тоном ответил ему Захария. — Хорезмийские мусульмане тогда сомкнулись с камскими булгарами, а русский князь столковался с печенегами. Это и погубило Итиль и Семендер. — Старый иудей горестно вздохнул. — Вот и теперь мы вынуждены подчиняться иноверцам. Этот Глеб много вреда принёс иудеям в Таматархе, а сейчас он враждебен князю Изяславу, нашему покровителю, а значит, и нам тоже. Иоанн, ты говорил с князем Святополком?