– Ну вы поняли. Потом появились эти два клоуна, Бим и Бом, Рыжий и Белый – тут все было премило, и даже дошло до рукоприкладства. Тут ничего не было интересного, они, наоравшись, все-таки подписали документы. Мне стало интересно: то есть Сид абсолютно уверен, что сможет получить Жогино согласие на стишата? Однако…

– Юлечка, вы забыли моментик, пока я сам не запамятовал, – подняв руку, вставил Гуров, – что именно вы, используя свои недюжинные дипломатические способности, умудрились уговорить Жогу пойти на переговоры.

– А, вы и это знаете? Понимаю. Биллинг, так? Этот дурак деревянный никак не хотел использовать мессенджер для разговора, вечно сбрасывал. Пришлось звонить… ну да не важно. Приехал Жога. То, что Сид серьезно настроен мириться, стало ясно сразу, но то, что этот идиот накатает разрешение на свои композиции, фактически оставив вот эту сиротку, – Лялечка указала на Алексея, – без крошки хлебушка…

– А с чего вдруг такая забота? – с интересом спросил Крячко.

– Не ваше дело. Но вы, пожалуйста, не думайте, что все прошло так уж красиво! Не спорю, со стороны Сида жест был в самом деле геройский: без его музыки Жогины перлы гроша ломаного не стоят. Он вообще был великодушный парень. Ким, правда, не оценил. И, между прочим, именно он дал мне прекрасную идею.

– Это какую же? – спросил Степан.

Юлия повторила популярный жест, понятный без перевода, щелкнув пальцем по горлу:

– Пол-литра абсента! Это было от души. В общем, после того как Кимушка, нос кверху – сопли пузырями, ушел, весь в белом, у меня возникла прекрасная идея, как разом решить все вопросы. Ведь если этот поэт-неврастеник присядет, ну, скажем, хотя бы на годик-другой, то за это время можно многое решить…

Она увлеклась, начала расхаживать по сцене, изображая происходящее:

– Итак, мизансцена: Сид в раздумьях и расстройстве, заведенный до последнего состояния, я в праведном гневе спускаюсь по винтовой лестнице…

Лялечка проплыла черным лебедем, каким-то непостижимым образом изобразив нисхождение по ступенькам – это притом что ни лестницы, ни ступеней не было и в помине.

– …и устраиваю грандиозный скандал. Я взываю к призракам прошлых обид, я цитирую то, что говорил Жога, и что он не говорил, но наверняка думал, и что не думал, а так… для усиления эффекта и реализации моего режиссерского замысла – ну вы знаете, как это бывает. Стыжу за мягкотелость, отсутствие характера, обзываю слюнтяем и тряпкой. Ох и завелся же он! Готова спорить на что угодно, что ни одна женщина с ним не осмеливалась говорить в таком тоне. Ха! Для полнейшего антуража я выпиваю аж три – три, господа! – бокала. Ну и кидаю в камин… конечно, не деньги, не дождетесь. Бумажку эту чертову, которой вы вот, – она ткнула пальцем в Станислава, – сейчас перед Лешиным носом трясли.

– Настасья Филипповна из психушки, – хмыкнул Крячко.

Юлия не удостоила его ответом, но продолжила:

– …И умчалась вдаль. Надо было дать ему время подумать, помучиться и натурально напиться.

– Вы были на машине? – быстро спросил Гуров.

– Да.

«Она замешкалась. Замешкалась, пусть на долю секунды. Ничего, ничего, спокойно, скоро узнаем, чья возьмет…»

– А где же она была припаркована?

– Вам пока это незачем знать, – заносчиво ответила она.

– А что смущаться-то? Тут все свои, – тихо заметил Гуров.

Лялечка не ответила, лишь, чуть прищурившись, смерила его с головы до ног. И продолжила:

– Я выехала на шоссе, позвонила по телеграму и плачущим голосом сообщила, что съехала в яму…

– Что за яма?

– У дома тринадцать, – пояснила Юлия, – очень известная яма, в которую, если чуть заносит, садится и джип.

– Это правда, есть там такая, – подтвердил Степа.

– Спасибо. По голосу понятно было, что все я правильно рассчитала: часа с небольшим ему хватило на то, чтобы усосать бутылку…

– Однако, – пробормотал Станислав, припоминая свои подсчеты, – и он передвигался на своих двоих.

– Да, – просто подтвердила мерзавка, – он парень крепкий. В общем, когда он подошел к яме, я, тихонько спускаясь с горочки и в нужный момент разогнавшись, максимально аккуратно его зацепила – я очень старалась быть нежной.

– Врете. Скорость была под семьдесят, – буднично заметил Степан.

Очень Гурову нравилось, как держится следак: спокойно, чуть не сонно, как будто отбывая скучный номер. Мол, чем приходится заниматься, а ведь есть дела куда важнее, актуальнее и интереснее, чем слушать байки банальной врушки.

Должна она выйти из себя, обязательно. Не сможет пережить недоверия и отсутствия контакта с залом. Она не более чем очередная дура, воображающая себя царицей мира только потому, что присосалась к кому-то.

– Не имею обыкновения врать, – процедила Юлия.

Гуров внутренне возликовал: ага! Задело-таки за живое. Ничего, ничего, сейчас проберет еще больше.

– Ну и что дальше? – чуть не зевая, спросил Степан.

– С его телефона я сделала пустой звонок Жоге – осталось лишь дождаться, чтобы этот придурочный прискакал обратно.

– Айфон-то куда дела? – пренебрежительно спросил следователь, вряд ли сознавая, что опускает роковую злодейку до уровня простой воровки.

«Молодец, парень. А что? Этот айфон тянет на значительный ущерб, плюс кража совершена из одежды потерпевшего…»

– Положила на место.

– И снова врете. Не было его там.

– А вы у Жоги спросите! – запальчиво крикнула она. – Вот возьмите и спросите, почему он не остался, почему полицию не вызвал? У нас что, презумпция невиновности лишь для богатеньких и знаменитых?

– Господа, не заводимся, – вежливо призвал Лев Иванович, – давайте, Юлия, все-таки про вас закончим. Вы не стали подниматься вверх на шоссе. Почему?

– Что я, по-вашему, должна была его переехать для верности?! Да и на заднем приводе неудобно.

– О, у вас привод задний? – светски поинтересовался Крячко. – Любите классику? «БМВ»?

– «Мерседес».

– Да,