Шрам сказал, отложив карты:

- Милорд, позвольте напрямик. Вы правы, нас тут полторы сотни. Бывает, кто засмотрится на миледи или отвесит комплимент – без этого никак. Но Праматерью клянусь: нет здесь ничего непристойного. Иные барышни сами подначивают, вертят хвостом, а Нексия – не из таких. Нельзя брать женщин на пиратский корабль, но ручаюсь вам: ее – можно.

Эрвин ощутил, что краснеет. Столь искренняя похвала в адрес Нексии каким-то образом тронула его самого.

А Шрам снова раскрыл карты и зашел с десятки пик. Для Эрвина - хуже не придумаешь.

* * *

После этой беседы Эрвин София внимательней присмотрелся к бывшей альтессе. Впервые он осознал тот факт, что ведь и правда: Нексия – единственная девушка среди большой толпы мужчин. Как она справляется с такою неловкостью?

Превозмогая простудные муки, Эрвин стал наблюдать. Первою, конечно, бросилась в глаза страсть девушки к рисованию. Степь в изобилии поставляла сюжеты. Лента дороги – в бесконечность сквозь зеленое море. Орел, парящий над закатным солнцем. Одинокое дерево и пара лошадей под ним. Колосок, устоявший против ветра, когда вся трава легла… Нексия ловила такие моменты и задерживалась рядом, чтобы зарисовать, либо запоминала и вечером переносила на бумагу.  Она подмечала живописное не только в природе, а и в самой походной жизни. Фитцджеральд правит клинок меча – с такой любовью, будто ласкает альтессу. Солдаты прилегли у костра: один замечтался, другой жадно глядит на котелок. Шрам задремал в седле, а конь бредет с сонной мордой. Кто-то из третьей роты гоняет нагайкой мух и поет: «Мы идем на запад!» Столь живо все изображено, так поймано в движении, что, кажется, сам слышишь и скрип оселка, и слова песни, и бульканье варева в котле.

Впрочем, да, у Нексии талант. Занимало Эрвина другое: как она справляется с толпами заказчиков, кому отдает предпочтение? Ответ оказался прост: Нексия вовсе не рисовала на заказ. Изображала лишь тех людей, кого находила интересными, с изюминкой. Скажем, Фитцджеральд молод, его юной душе необходимо любить. За неимением лучшего предмета, он превращает чувство в заботу об оружии. Только с мечом в руке он выглядит настоящим, избавленным от масок. А Хайдер Лид ведет свой род от древних правителей Лида. Его черты – сплав благородства и изысканной, возведенной в искусство жестокости. Похоже, его путь был предрешен от самой колыбели: человек с подобной внешностью не мог стать никем, кроме кайра.

Нексия создавала портреты таких людей. Иногда дарила рисунки, иногда оставляла себе, но не применяла их как знаки внимания и не допускала соперничества. Столь же мудро она вела себя в общении: избегала малейшего кокетства, зато проявляла к людям открытый, честный интерес. Слышала занятную беседу – могла подойти и поучаствовать. Видела нечто любопытное – задавала вопрос. Замечала грусть или боль – проявляла сочувствие. Не лезла с советами, но мягко, ненавязчиво старалась улучшить походную жизнь.

Нексию часто приглашали к столу, офицеры каждой из трех рот вовсю зазывали к себе. Она не кичилась и не злоупотребляла вниманием, однако за каждым столом просила соблюдать правила. Проще некуда: снимать обувь; зажигать фонарь, даже если хватает лунного света; не беседовать за едой о войне. Эти правила, вкупе с самим присутствием девушки, меняли всю обстановку. Кайры на время забывали о невзгодах. Казалось, они ужинают летним вечером во дворе собственного замка, или на поляне после удачной охоты. В душах бойцов зажигались искры веселья.

Позже она сделала важное исключение: нельзя говорить о нынешней войне, но можно – о прошлых победах. Кайры буквально расцвели, вспоминая блестящие успехи в Южном Пути и Альмере.

Чтобы завлечь Нексию, повара каждой роты старались готовить как можно вкуснее. Точней сказать: только ради нее они и начали готовить. До появления девушки иксы питались в точности как шаваны: варили кашу из дикого овса или ячменя, хлебали кумыс, нарезали конину полосками и клали под седла, чтобы размягчилась, потом солили и жевали. На взгляд герцога, эти блюда годились для закалки духа – но не для питания!

Как вдруг появилась Нексия, и повара внезапно вспомнили, что мясо вполне можно варить. Или жарить на вертеле, приправив шафраном. Можно наловить перепелов или отыскать кладки яиц. Можно послать шаванов Нексии в ближайший стан за мукой, а потом напечь лепешек с сыром. Верно, с сыром! Из проклятого богами кумыса можно, как выяснилось, приготовить и сыр, и творог. Сварить шалфейный напиток, вполне похожий на чай. Из творога сжарить сырники, облить трофейным медом – и получится чай с десертом! С десертом, тьма сожри! Эрвин и слово-то это забыл...

Выстроилась целая традиция: с утра каждая рота сочиняла меню на день – в секрете от чужих ушей. Потом рассылались разъезды на охоту и сбор недостающих ингредиентов, а к леди Нексии отправлялись парламентеры, которые воспевали достоинства ужина в своей роте…

И вдруг Эрвин заметил, какую важную услугу оказала бывшая альтесса. Она сделала то, чего он не смог: вдохновила кайров. Шутливое соперничество за внимание леди дало воинам забаву и отвлекло от горьких мыслей. Они думали, как получше устроить ужин, - и не думали о несправедливой судьбе. Старались развлечь даму беседами – и рассказывали о прошлых успехах; вспоминали славные победы – и забывали горечь недавних поражений. Кайры всегда тщательно следят за внешним видом, а теперь, в присутствие леди, достигли вершин опрятности. Одежда стиралась при каждом случае; броня начищалась до зеркального блеска; хвосты и гривы коней пушились, как на параде. Все жалобы стихли, уныние забылось. Бойцы выпячивали грудь и браво задирали подбородки.

В гарнизонах замков эту бесценную роль исполняет супруга феодала. Она служит идеалом благородства, самим своим присутствием побуждая бойцов становиться лучше. Ни один приказ офицера не вдохновит воина так, как доброе слово из уст прекрасной дамы.

Эрвин София наблюдал это в Первой Зиме и многих других замках. Опыт говорил ему, как важна роль знатной леди в войске, и как успешно справляется с нею Нексия. Опыт напоминал и другое: те из бойцов, кто имеет дворянское звание, позволяют себе ухаживать за дамой. Это ухаживание особенного свойства: чистое, поэтичное, чуждое похоти. Рыцари служат даме – супруге своего сеньора – словно богине или музе. В ее лице видят символ всех женщин. Посвящают подвиги, песни, победы не ей одной, а всему прекрасному полу. Превозносят в ее лице не даму из плоти и крови, а сам образ Красоты.

Сложно представить более возвышенное чувство, и редкий лорд осудит подобные ухаживания. Железный Десмонд