правоту.

Как и он сам, Дик после окончания войны остался в армии, без буквы "Р" под капральскими нашивками. Поскольку он знал язык, власти решили, что после прекращения стрельбы, он больше всего будет полезен в Японии. Майк был рад тому, что он рядом. Его собственных крошечных знаний японского, пусть они и помогали, было явно не достаточно, чтобы управлять этим стадом клоунов.

- Спроси, что их гложет, - попросил он Сиракаву. - Они должны стать лучшими солдатами, чем сейчас.

Дик поболтал по-японски с тремя или четырьмя парнями, в головах у которых, похоже, имелось достаточно извилин, чтобы пошевелить ими. Какое-то время они перекидывались словами. Майк выяснил, что японское выражение вежливости заключалось, в том числе и в том, что они говорили то, что, по их мнению, вам хотелось услышать, а не то, что, на самом деле, у них на уме. Чтобы чего-то добиться, приходилось продираться через такие вещи. Когда Сиракава, наконец, вернулся, его лицо имело растерянный вид.

- Ну, чего там? - спросил Майк.

- Что ж, я выяснил, как так вышло, что они не воспринимают нас всерьёз, - произнёс японо-американец. - Выяснил, но не уверен, что верю этому.

- Выкладывай. - Майк уже и сам поимел приключения с пониманием непостижимого.

- Знаешь, в чём проблема? - сказал Дик. - Проблема в том, что мы, пиздец, какие милые. Вот, не гоню, сержант. Так они мне и сказали. Их собственные унтеры лупили и пинали их, стоило им только накосячить. Мы ничем подобным не занимаемся, вот для них это и выглядит, будто нам на всё похер. По их мнению, мы лишь изображаем активность. Вот и они считают, что им следует заниматься тем же самым.

- Ебать-колотить. - Майк закурил сигарету.

Он представлял много проблем, но такой среди них не было.

- Знаешь, на кого они похожи? Они похожи на бабищу, которая счастлива от того, что её мужик её колотит, ведь так он показывает, что любит её. Он заботится о ней, когда лупит.

Сиракава кивнул.

- Примерно, так и есть. И, что нам делать? Наши медноголовые отправят нас под трибунал - да бля, нас просто распнут, если мы станем обращаться с ними так, как с ними обращались их собственные сержанты.

- Поговорю об этом с капитаном Армстронгом, послушаем, что он думает, - сказал Майк. - Пока же, скажи им, что не в наших традициях выбивать говно из тех, кто этого не заслужил. Скажи, что, беря пленных, мы не становимся мягче. Напомни им, что это мы победили в войне, блин, а не они, так, что наши методы тоже работают.

- Попытаюсь.

Сиракава произнёс речь перед ротой японцев. Майк разобрал, наверное, одно слово из десяти; сам он с таким делом никогда не справился бы. Конституционные гвардейцы слушали внимательно. Они поклонились капралу, а затем, ещё ниже - Майку. После этого ходить строем они начали лучше, но ненамного.

Когда Майк доложил Кэлвину Армстронгу, молодой офицер кивнул.

- До меня доходили похожие доклады, - хмурясь, произнёс он. - Что с ними делать, я не знаю. Если мы начнём обращаться с япошками так же, как с ними обращались в старой армии, разве мы не станем такими же плохими, как они?

- Если мы не начнём обращаться с ними подобным образом, будет ли новая армия...

- Конституционная гвардия.

- Конституционная гвардия. Верно. Виноват. Будет ли эта сраная Конституционная гвардия стоить той бумаги, на которой она написана? Задача в том, чтобы быть с ними милыми, или сделать так, чтобы они были способны воевать?

- Я не могу приказать вам их вздрючить. Моё собственное командование обрушится на меня, чисто тонна кирпичей, - невесело произнёс Армстронг.

- Так точно, сэр. Я понимаю, - сказал Майк. - Но, я вам вот, что скажу.

- Что же?

- Те жалкие ублюдки в северояпонской армии никогда не переживают о том, что русские говорят, что им делать слишком, блядь, мягко.

Армстронг рассмеялся так, что Майку показалось, будто он услышал самый веселый смех в своей жизни.

- Чёрт, это точно, - сказал он. - В Красной Армии царят отношения в стиле "человек человеку - волк", точно так же, как и среди япошек.

- Возможно, даже хуже, - произнёс Майк. - За плечами их офицеров постоянно маячат козлы из НКВД.

- Ага. - Армстронг кивнул. - Разве не было бы веселее, если бы за нашими парнями присматривали гбровцы?

- Никогда об этом не задумывался, сэр, - ответил на это Майк.

Ему нравился Кэлвин Армстронг. Он уважал его. Но он не доверял ему настолько, чтобы говорить нехорошие вещи о ГБР там, где его мог бы услышать молодой офицер. Ему не хотелось снова очутиться в трудовом лагере, если Армстронг на него доложит. Нет, гбровцы не внедряли в подразделения армии США своих офицеров по политработе, по крайней мере, пока. Это не означало, что у них не было влияния на армию. О, нет. Совсем не означало.

***

Эсфири позвонили из начальной школы, куда ходили Сара и Пэт. Ей пришлось отпроситься и привезти Пэта домой. Тот во время обеденного перерыва ввязался в неприятности на игровой площадке. Эсфирь рассказала всё Чарли по телефону, но ему хотелось услышать версию самого преступника. Не каждый детсадовец мог провернуть подобный трюк.

- Что случилось, малой? - спросил Чарли, когда вернулся из Белого Дома.

- Ничего особенного. - Его сын, казалось, совсем не расстроился, что ввязался в бучу.

- Ничего? Я слыхал, ты подрался.

- Ага, тип' того. - Пэт пожал плечами. Нет, он совсем не расстроился.

- И как?

Снова движение плечами.

- Я был в этой рубашке... - Это была багровая хлопчатая рубашка, самое то для вашингтонской весны. - И Мелвин спросил: "Являетесь ли вы сейчас, или являлись когда-нибудь "красным"?

- И?

- И я сунул ему прям в сопелку, - не без гордости произнёс Пэт. - Все знают, что "красный" - это обзывательство. Но у него кровь пошла из носа и он начал орать. Наверное, поэтому меня и отправили домой.

- "Все знают, что "красный" - это обзывательство", - эхом повторила Эсфирь.

- Ну, да, когда пяти- и шестилетки обзываются такими словами, значит, дело зашло довольно далеко, - Чарли вновь обратился к Пэту: - С этого дня никогда никого не бей, пока тебя не ударят первыми, лады?

- Лады,