Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Через двадцать минут встречаемся внизу для последней прикидки. Одновременно завтракаем и едем в аэропорт. ( Несколько секунд Тейт неотрывно смотрел в испуганные глаза Эйвери.) Все в порядке? – справился Эдди.
Она умоляюще сложила руки и прошептала:
– Пожалуйста, Тейт, может быть, у тебя нет достаточных причин, но ты должен на меня положиться.
– Все нормально, – неохотно подал голос Тейт. – До встречи в столовой через двадцать минут.
Эйвери с облегчением опустилась на стоящий рядом диван.
– Нельзя ничего говорить, Тейт. Дай слово, что никому не скажешь. Никому.
– С какой стати я стану доверять тебе больше, чем моим родным и близким?
Она постаралась говорить спокойно:
– Если я сказала тебе правду, молчание спасет тебя от гибели. Если же мои слова – злонамеренная ложь, оно предотвратит твой публичный позор. Ни в том, ни в другом случае ты ничего не выгадаешь, если немедленно меня разоблачишь. Поэтому прошу тебя еще раз: никому ничего не говори.
Он пронзил ее долгим холодным взглядом:
– Ты изворотлива не меньше Кэрол.
– Мне ужасно больно оттого, что ты так считаешь.
– Я обязан был верно истолковать факты, признать, что эти перемены в тебе, вернее, в ней, не могли быть правдой, слишком уж все стало хорошо. Как и твое отношение к Мэнди, когда ты вышла та больницы.
– Она почти поправилась, Тейт. Разве ты не видишь, что я по-настоящему ее люблю?
– Я вижу только, что ты разобьешь ей сердечко, когда уйдешь отсюда.
– Это разобьет и мое сердце.
Он не обратил внимания на ее признание.
– Сейчас я понимаю, почему ты вдруг так заинтересовалась выборами, почему стала интеллигентнее выражаться, почему… – Он перевел глаза на ее губы. – Почему столько всего изменилось. – Казалось, какое-то время он внутренне преодолевал притяжение мощного магнита, которое влекло его к Эйвери, и наконец, злобно выругавшись, шагнул прочь.
Эйвери бросилась за ним, чтобы не дать ему запереть себя:
– Что ты собираешься делать?
– В настоящее время ничего. Слишком далеко все зашло. Твой подлый розыгрыш не сможет помешать мне победить на выборах ради меня самого, моей семьи и всех, кто мне доверяет.
– А что будет со мной?
– Не знаю, – откровенно признался он. – Если я тебя раскрою, то выставлю на посмешище и себя, и своих родных. – Он сгреб ее волосы на затылке и заставил Эйвери взглянуть ему в лицо: – А если ты нас выдашь, я тебя убью.
Он не шутил.
– Я не лгу тебе, Тейт. Все, что я тебе рассказала, – правда.
Он резко отпустил ее:
– Пожалуй, я с тобой разведусь, как собирался развестись с Кэрол. И в наказание ты на всю жизнь останешься бывшей миссис Тейт Ратледж.
– Но умоляю, будь осторожен. Тебя попытаются убить.
– Эйвери Дэниелз погибла, и ее уже несколько месяцев как похоронили. Похороненной она и будет отныне числиться.
– Высматривай в толпе рослого седого мужчину. Держись от него подальше.
– И не будет ни головокружительной карьеры на телевидении, ни захватывающего, сенсационного сюжета. – Он окинул ее уничижительным взглядом. – Зря вы так бились, мисс Дэниелз.
– Билась ради любви к тебе.
Он захлопнул дверь прямо ей в лицо.
Поиски Вэна увенчались успехом лишь в самый канун дня выборов. Несколько мгновений он не мог отвести взгляд от экрана, не в силах поверить, что в конце концов обнаружил то, что нужно.
На рассвете он позволил себе прилечь, заметив пробивающийся сквозь прорехи в шторах утренний свет и поняв, что провел за просмотром видеопленок всю ночь. Проспал Вэн около часа, после чего выпил кружку крепчайшего кофе и вернулся к своей аппаратуре. Стол был завален обертками из-под еды, пустыми банками из-под содовой, выпотрошенными сигаретными пачками и заставлен вонючими, битком набитыми пепельницами.
Он не обращал внимания на этот разор. Ему было на него наплевать, как и на то, что вот уже двое суток он толком не ел и не мылся. Охота стала пуще неволи и переросла в одержимость: просмотр превратился прямо-таки в смысл существования.
Закончил Вэн к половине десятого вечера пленкой, отснятой им три года назад. Тогда он работал на филиале Эн-Би-Си в штате Вашингтон и даже успел позабыть шифр студии, но помнил свое задание. Он извел четыре двадцатиминутных пленки, которые были ужаты до пятиминутного репортажа для вечернего выпуска новостей. Шла неделя определения популярности телекомпаний, и репортаж был в струе: телезрители поеживались и горестно качали головами у экранов, но смотрели не отрываясь.
Проверяя себя, Вэн прокрутил все восемьдесят минут от начала до конца несколько раз. Удостоверившись, что не ошибся, он вставил чистую кассету и принялся переписывать самую важную, самую разоблачительную часть.
Перезапись занимала те же двадцать минут, которые надо было как-то убить. Пошарив среди скомканных бумажек, которые усеивали стол, он наконец извлек одинокую гнутую сигарету, зажег ее и набрал по телефону номер гостиницы «Паласио дель Рио».
– Алло, мне нужно переговорить с миссис Ратледж. С миссис Тейт Ратледж.
– Сожалею, сэр, – подчеркнуто вежливо ответила телефонистка, – я не могу вас соединить, но если вы оставите ваше имя и номер…
– Вы не поняли. У меня сообщение лично для Эйв… для Кэрол Ратледж.
– Я передам его служащим, которые просматривают…
– Слушай, ты, сучка, это жутко важно, поняла? Срочный звонок!
– По какому поводу, сэр?
– Я не могу вам сказать. Мне необходимо побеседовать лично с миссис Ратледж.
– Извините, сэр, – телефонистка была по-прежнему невозмутима. – Я не могу вас соединить. Если вы оставите…
– Провались ты!
Пока продолжалась запись, Вэн вышагивал из угла в угол, стараясь придумать, как побыстрее известить о своем открытии Айриша и Эйвери. Главное, чтобы пленка попала в руки Эйвери, но каким образом? Если даже телефонистку он не сумел уговорить с ней связаться, то уж приблизиться к ней сегодня настолько, чтобы передать кассету, и подавно не получится. А она должна ее просмотреть до наступления завтрашнего дня.
Дубликат был готов, а Вэн так ничего и не придумал. Единственное, что ему оставалось делать, это найти Айриша, а уж он бы дал какой-нибудь совет.
Но и после того, как он полчаса кряду обрывал телефон дома у Айриша и на студии, результат был нулевой. Никто не отвечал. Тогда Вэн решил все-таки отвезти своему боссу пленку на дом. Ведь он мог подождать его и там. Правда, придется пилить через весь город, но что с того? Дело слишком важное.