Словно он был ее будущим.

Довольно иронично, потому что на бумаге она была идеалом женщины. И вполне могла решить проблему с парой.

Если не брать в расчет сердце, которое оставалось безучастным.

Так что, он ни в коей мере не возьмет на себя ответственность за ее мечты и надежды. И никаких шансов, что он проживет жизнь с ней. У нее и так уже были эротические грезы о нем — займись он с ней любовью, это только все усложнит. Когда не с чем сравнить, физическое влечение можно легко принять за нечто более глубокое и значимое.

Черт, такое заблуждение могло произойти даже между двумя людьми, за плечами у которых уже имелся опыт.

Например, та цыпочка в тату-салоне, подсунувшая ему свой номер. Он не собирался звонить ей ни до, ни во время, ни после. Он даже не мог вспомнить ее имя… и это ни капли его не беспокоило. Любая женщина, готовая трахнуться с незнакомцем в общественном месте, да еще и по соседству с еще тремя мужчинами, определенно не та, с кем бы он хотел завязать отношения.

Грубый? «Да». Двойные стандарты? «Ни в коей мере». Он не уважал сам себя, поэтому с не меньшим отвращением осуждал и себя.

А кроме того, Лейла понятия не имела о его похождениях с тех пор, как он прошел изменение… весь тот секс в туалетах и подворотнях, темных углах клубов, и на грязных матах в целом поспособствовало его познаниям точно знать, что делать с ее телом.

С любым другим телом. Мужчины или женщины.

Дерьмо. Разве не такие мысли заставляют думать о Блэе, о том, как он провел день.

Куин взял телефон и разблокировал его. Обнаружив сообщение от Блэя, присланное ему с незнакомого номера, он прочитал его, снова, затем еще раз.

Должно быть отправлено с телефона Сакстона.

Скорее всего, напечатанное лежа на кровати парня.

Куин бросил БлэкБерри на стол и встал. В ванной он не потрудился включить свет, совершенно не заинтересованный в том, как выглядел в джинсах и футболке, в которых спал.

Как бомж. Как же еще.

Пока он умывал лицо, едва различимый жужжащий звук, исходящий со всех сторон оповестил о поднимающихся на окнах жалюзи. С водой, капающей с подбородка и Barbasol-ом[80] в руке, он выглянул в наступившую ночь. В лунном свете почки на серебристых березах под окнами распустились чуть больше, указывая на то, что день выдался теплым.

Он полностью игнорировал любую параллель, в которой пересекаются его собственная сексуальная жизнь и проснувшийся Блэй.

С собственным кузеном Куина.

Чувствуя отвращение к самому себе, он добрился и вышел из комнаты. Направляясь на кухню, он переставлял ноги так быстро, как только мог, учитывая давление в черепе, заставлявшее его беспокоиться о здоровье и долголетии зрительных нервов.

Внизу, в вотчине Фритца, он налил себе чашку кофе, пока доджен готовился к Первой Трапезе. Хорошо, что они все были заняты. Иногда, когда ты чувствуешь себя как дерьмо, что внутри, что снаружи, ты не против и сам поработать с Krups[81].

Гордость имела значение в такие моменты.

Вспомнив первую поездку в парк, когда он забыл насыпать гранулы, и поэтому получил чашку хорошей, дымящейся чистой воды.

И решил налить еще и прозапас.

Он как раз выходил из столовой с термосом, полным темно-коричневого чудо-напитка и банкой аспирина, когда Фритц открыл дверь в вестибюль.

Парочка, прошедшая мимо доджена, свела на нет все дерьмо из баночки Bayer[82]: Блэй и Сакстон вошли в дом под руку.

Он едва не зарычал, когда собственнический инстинкт заставил его захотеть промчаться на Хаммере между ними и припарковаться там… пока не осознал, что их «обнимашечки» были чисто медицинских целях. Сакстон едва стоял на ногах, с лицом, очевидно, использовавшимся в качестве боксерской груши.

Теперь у Куина вырвалось низкое рычание по другой причине

— Кто, мать твою, это сделал с тобой.

Это не могла быть семья парня. Родня Сакстона безразлично относилась к тому, чем и кем он являлся.

— Отвечай, — потребовал он. А после того как он получит ответ на этот вопрос за ним последуют еще парочка вроде — о чем, мать твою, Блэй ты только думал, когда привел постороннего не только в дом Братства но и Первой Семьи?

О, и вопрос номер три: ну и как это было? собирался остаться там, где был. В горле, душа его.

Сакстон улыбнулся. Ну, что-то вроде того. Его верхняя губа не очень хорошо его слушалась.

— Ничего особенного, так небольшое недоразумение. Давайте не будем заводиться, о'кей?

— Хер с этим. Что, черт возьми, он здесь делает? — Куин уставился на Блэя, пытаясь не испепелить его взглядом. — Он не может остаться здесь. И ты не имел права приводить его…

Его перебил прозвучавший сверху голос Рофа, глубокий баритон короля разлетелся по всему вестибюлю.

— Блэй не шутил. Тебя явно хорошенько отделали, сынок.

Сакстон закряхтел, кланяясь.

— Простите меня, Ваше Величество, за то, что не могу оказать вам честь более подобающим образом. Вы очень добры, что приветствуете меня здесь.

— Ты оказал мне услугу, когда она мне потребовалась. Я возвращаю долги. Всегда. И к слову, если ты каким-нибудь образом поставишь под угрозу мой дом, я отрежу твои яйца и заставлю тебя их сожрать.

«Обожаю Рофа», подумал Куин.

Сакстон снова поклонился.

— Понял.

Роф не смотрел на ступени, солнечные очки оставались на прежнем уровне и, казалось, будто его взор был устремлен на фрески на высоком потолке. И все же от него ничего не ускользнуло.

— У Куина есть кофе, оно поможет, Фритц покажет твою спальню. Желаешь чего-нибудь перекусить перед кормлением?

«Кормлением? Кормлением?»

Куину никак не удавалось уловить связь, даже когда слова «кормление» и «перекусить» встретились в одном предложении. Сакстон, особняк, Блэй и чья-то вена? Да, он вообще ничего не понимал, и это заставляло кончики клыков зудеть.

Сакстон опять поклонился.

— Безусловно, вы очень добры.

— Фритц, приготовь ему чего-нибудь. Избранная скоро прибудет.

Вену Избранной?

«Господи, какую именно услугу он оказал королю? Чью задницу спас?»

— И наш доктор осмотрит тебя. — Роф поднял руку. — Нет. Я ощущаю запах боли, которую ты испытываешь — смесь керосина и недоваренного перца. А теперь ступай. Позаботься о себе, позже поговорим.