Дорогу им преградил солдат с тяжелым копьем в руках. Единственное, что оставалось Дьюранду — это запрыгнуть на высокие зубцы парапета, и, волоча за собой Дорвен, огромными шагами бежать прочь над огнем, ежесекундно рискуя получить стрелу в спину. А ведь при этом он знал, что убегает все дальше от единственного шанса переломить исход битвы.

Что еще хуже: он не мог бежать достаточно быстро, таща на плечах Морина. Еще пара секунд — и Дорвен окажется в лапах Радоморовых солдат. Он так и чувствовал, как клинки дюжины воинов разрезают воздух все ближе и ближе. Еще двадцать человек мчались по лестнице впереди, чтобы отрезать беглецам путь.

— Вон, — простонал Морин. — Знамя!

Сквозь пламя и тени Дьюранд разглядел торжественно-мрачные ряды воинов Монервея. Знамя с синими бриллиантами Монервея хлопало на ветру в пылающем горниле внизу. Не дотянешься, не достанешь. И после всех этих дней и ночей непрестанной борьбы Дьюранд наконец остановился. Несмотря на череду немыслимых, безумных побед полоса невероятного везения подошла к концу.

Дорвен дернула его за руку.

У них оставались считанные секунды.

Она поглядела ему прямо в глаза, и он бережно поставил Морина на ноги.

— Уж лучше так, — проговорил Морин.

И трое беглецов прыгнули вниз, в пламя — в тот самый миг, когда ирлакцы уже настигали их.

* * *

Полет. Короткий полет среди пламени и пронзительных криков.

А потом ноги Дьюранда ударились о какой-то выступ или балку, торчащую из стены горящего дома. Он еще умудрился сделать быстрый шаг вперед, но не смог остановить падения. Со всех сторон взметнулась завеса пламени. Доски, которые он задевал руками, трещали и ломались.

Когда же это бешеное падение пришло к неизбежному завершению, Дьюранд понял, что лежит, хватая ртом воздух, на дне огненного ада. Огонь был повсюду. Полыхающие бревна извивались в этом аду, точно тоненькие свечки.

Еще миг — и он умрет. Однако настойчивый рывок за руку привел его в чувство. Дорвен. И если она жива, то и он не может лежать. Собрав последние остатки сил, он поднялся и выволок всех наружу, чувствуя, как жар постепенно слабеет.

И в самую гущу сверкающих шлемов и кольчуг. Армия Монервея. Солдаты отшатывались от Дьюранда так, точно он — дьявол, восставший из-под земли.

— Поставьте меня, — попросил Морин. — Ради всего святого, поставьте меня на ноги.

Дьюранд вздернул Морина на ноги. С плечом герцога Монервейского творилась какая-то дьявольщина, однако он шагнул к солдатам. На их лицах читались ужас и потрясение. Дьюранд старался держаться между Дорвен и перепуганной толпой. Все это было ох как небезопасно.

— Это же лорд Морин, — произнес он, видя, что ошарашенные солдаты покрепче перехватывают оружие. Дьюранд схватил одного из них за рубаху. — Отведите нас…

Шипастая перчатка уперлась ему в подбородок.

Дьюранд одним ударом сбил болвана с ног и вырвал у него палицу. Толпа попятилась. Крякнув, Дьюранд взвалил Морина на здоровое плечо, взмахнул палицей и ринулся вперед. Палица стучала по шлемам и плечам монервейцев, оставляя вмятины в доспехах, ломая ключицы. Шипы на ней Дьюранд использовал как когти. Он неуклонно продвигался вперед, сшибая всех на своем пути — будь то мальчишка-паж или взрослый воин. Дорвен потерялась где-то у него за спиной.

— Морин! Морин! — зычно выкликал он, продираясь против живого потока в толпу монервейцев, неся на плече наследника Монервея. Он то и дело наступал на упавших.

Если понадобится — он сотрет в порошок по очереди всех рыцарей Монервея. Но до их распроклятого герцога все-таки доберется.

Наконец впереди над головой сверкнули синие бриллианты — стяг герцога. Дьюранд уже почти добрался до него. Свалив очередного солдата, Дьюранд вдруг понял, что глядит прямо в искаженное горем и отчаянием лицо старого герцога Северина. Хрупкий герцог машинально встретил нежданного гостя выпадом меча, но Дьюранд отбил удар и выкрикнул имя Морина так громко, что герцог наконец посмотрела на него. Сперва опустошенные черты старого Монервея отобразили лишь отвращение. Дьюранд не знал, что тот увидел или подумал.

— Отец! — закричал Морин, вырываясь из рук Дьюранда. Окровавленный, исхудавший, он встал перед отцом. На лице старого герцога медленно забрезжило осознание. И в этот миг рухнули все узы, что держали войско Монервея в Ферангоре.

* * *

Радомор был не глуп. Он знал: за подневольным союзником надо приглядывать. И потому, чтобы снабдить неохотно идущее на войну войско зубами и хребтом, герцог Ирлакский поставил один отряд своих отборных воинов в авангард гиретского войска, а второй — в арьергард. Теперь же монервейцы обрушили на ошарашенных людей Радомора весь накопившийся гнев и стыд. Пролилась кровь.

Дьюранд словно весь превратился в зубы и когти. Он не мог думать — не то упал бы и умер прямо на месте. За воротами резали и убивали воинов Гирета. Дьюранд ворвался в ряды воинов Радомора, как одержимый, вместо доспехов облаченный в тряпье. Он прокладывал себе путь, не щадя никого. Рубил шеи, разбивал лица и суставы. Щиты он подбирал, где придется, — сражаясь под цветами одного командира, а потом другого, когда кожа и дерево первого щита не выдерживали града ударов. Если ему пытались сдаться, он этого просто не замечал. Он рвался вперед, раскачиваясь от муки, уверенный, что время ускользает.

С укреплений, наверное, можно было следить за общим ходом битвы. Здесь же, в самой гуще, не было ничего, кроме дыма и наседающих со всех сторон яростно кричащих людей.

Один глаз у Дьюранда заплыл, на ребрах зияла длинная царапина — но где-то там, впереди, сражались в огненной западне Берхард, Гутред, Ламорик и все рыцари Расписного Чертога. И Дьюранд неистово пробивался туда, к ним.

Наконец атакующие продрались сквозь последние ряды ирлакского авангарда. Здесь единое месиво битвы словно бы разваливалось на множество отдельных стычек и схваток. Устрашенные наемники, защищавшие ворота под символом Ирлакского леопарда, разбежались кто куда. И скоро от войска Ирлака осталось лишь окровавленное кольцо самых верных и стойких приверженцев Радомора, державших мрачную оборону у самых ворот.

Да слышался шум одного-единственного, последнего поединка.

Пошатываясь, Дьюранд брел между двумя армиями. Подчиняясь какому-то не высказанному вслух приказу, объединенное войско Гирета и Монервея остановилось. Земля под босыми ногами Дьюранда была скользкой от крови, а под крышами домов еще потрескивало пламя. Лица последних рыцарей Ирлака сверкали от пота, сажи и крови — а откуда-то из-за их круга доносился лязг и звон последней стычки. Последнего сражения в этом измученном городе.

Среди солдат Гирета Дьюранд видел изнуренные знакомые лица: Гутред, Берхард, даже Конзар. Все его товарищи, боевые друзья. Все, с кем он сражался бок о бок. Все, кроме одного.

Сквозь заслон сюрко и кольчуг он наконец разглядел две фигуры, сошедшиеся под воротами в битве не на жизнь, а на смерть. Пурпур Гирета против зелени Ирлака. То бились Ламорик и Радомор.