Меня тем временем выпустили за много денег, но забрали паспорт и ограничили пределами гостиницы Короче, захомутали. Мне только оставалось ждать, посадят меня или нет. Их-то дело верняк. На очередном слушании мне добавили обвинение в хранении кокаина и отменили залог, но, спасибо какой-то формальности, мы отвертелись. Как бы я хотел тогда им сказать, что слабо им меня посадить Им бы не хватило смелости. Слишком они неуверенно себя чувствовали. Остальной состав Stones уехал из Канады из предосторожности и совершенно правильно поступил. Я первый им сказал: давайте валите отсюда, а то еще не хватало, вас потянут. Оставьте здесь меня отбиваться — это мой бой.

Все сходилось к тому, что мне светил срок в тюрьме. Как прикидывали мои адвокаты, возможно, года два. И Стю выступил с предложением использовать время до суда, чтобы записать что-нибудь самому — чтобы было что вспоминать. Он взял напрокат студию, одно чудесное фоно и микрофон. Результат этого уже долгое время холит по рукам под названием KR’s Toronto Bootleg. Мы просто напели всякого кантри, ничего нового по сравнению с тем, что я пою сам с собой в любой другой день, но здесь была особая тоска, потому что в тот момент перспективы были невеселые. Я играл песни Джорджа Джонса, Хоуги Кармайкла, Фэтса Домино, которые мы играли с Грэмом. Например, Sing Me Back Home Мерла Хаггарда — эта вещь и сама по себе довольно тоскливая. Тюремщик ведет по проходу заключенного к месту казни.

Sing me back home with a song I used to hear

Sing me back home before I die

И снова меня выручил Билл Картер. Проблема у него была вот какая: в 1975-м он поклялся чиновникам, которые выдают визы, что отныне никаких проблем с наркотиками. А меня арестовывают в Торонто за сбыт наркотиков! Картер сразу рванул в Вашингтон. И даже не к своим друзьям в Госдепартаменте или Службе иммиграции, которые сказали ему, что меня в Америку больше никогда не пустят. Нет, прямиком в Белый дом. Для начала Картер, когда вносил залог, убедил канадский суд, что моя проблема медицинского свойства и что меня необходимо вылечить от героиновой зависимости. То же самое он отправился внушать своим контактам в Белом доме, где президентом тогда сидел Джимми Картер, — пустил в ход весь доступный политический ресурс, добрался до одного высокого советника, который у Картера был главным идеологом по наркотикам и которому, очень удачно, было поручено искать решения эффективнее, чем уголовное наказание. Билл говорил им всем, что его клиент просто, не удержался и развязал, что он больной человек и что Билл лично нижайше просит их об одолжении выдать мне специальную визу, чтобы приехать в Соединенные Штаты. Почему в Штаты, а не на Борнео? Потому что есть только одна женщина, которая может меня вылечить, — её зовут Мег Паттерсон, и она лечит так называемым черным ящиком, с помощью электровибраций. Но, поскольку она живет Гонконге, ей требуется доктор-поручитель в США. Вот как далеко зашел Билл Картер. И это сработало. Чудесным образом его знакомые в Белом доме дали команду иммиграционщикам выдать мне визу, а у канадского суда он добыл мне разрешение вылететь в Соединенные Штаты. Нам позволили снять дом в Филадельфии, где Мег Паттерсон должна была проводить мне процедуры каждый день три недели подряд. Потом, после её назначенной терапии, мы переехали в Черри-Хилл, в Нью-Джерси. Выезжать за пределы двадцатипятимильной зоны вокруг Филадельфии мне запретили, а Черри-Хилл бы как раз в пределах. В общем, с точки зрения врачей, адвоката и иммиграционных чинов, сделка была успешная. Марлону, правда, пришлись несладко.

Марлон: Его пустили в страну лечиться, и тогда мы переехали в Нью-Джерси. Мне пришлось жить в семье врача, очень религиозной. И вот это, кстати, было настоящей травмой — переехать из гостиницы, где Stones и все остальные, в Нью-Джерси, в этот американский дом с семейкой из христианских правых, с белым штакетником и скейт-бордами. Плюс я начал ходить в американскую школу, где каждый день нужно было вслух молиться. Вот где было настоящее потрясение. Каждые несколько дней а ходил навещать Кита с Анитой, которые жили недалеко. Вообще мне не терпелось поскорей оттуда свалить. Хотя я был настоящее чертово отродье, наверное. Семейка считала, но я дикий. Я ходил с длинными волосами, вечно босой, и из одежды-то мало что носил, разговаривал самыми грязными словами, какие только можно представить в лексиконе семилетнего ребенка. Я так думаю, они меня очень жалели. На это было почти противно смотреть. Вообще семейка эта мне совсем не нравилась, потому что они старались переделать меня в прилежного американского мальчика. Притом что я и в Америке-то никогда раньше не был. Думал, блин, что в Америке до сих пор полно индейцев, что там бродят стада бизонов, а тут бац — оказываюсь в Нью-Джерси. Я думал: ой-ой-ой, не буду выходить на улицу, а то, не дай бог, поймают и скальп снимут.

Я, конечно, проходил чистку под присмотром Мег Паттерсон, но, если лечение назначают власти, душу оно не убеждает. Предполагалось, что метод Мег — это безболезненный отходняк: электроды, прикрепленные к уху, вырабатывают эндорфины, которые теоретически должны заглушать боль. И еще Мег верила, что может помочь алкоголь — в моем случае Jack Daniel’s, довольно крепкое пойло. — в качестве подмены, обманки, так сказать. Поэтому я пил в свое удовольствие под чутким материнским руководством Мег. Метод Паттерсон мне показался очень интересным. Он точно делал свое дело, хотя все равно было некайфово. После окончания лечения, где-то недели через две, иммиграционщики объявили, что придется им еще месяц за мной понаблюдать. Да я в завязке, ну что еще? В общем, я начал маяться, сидя на поводке в этой милой пригородной местности. Я чувствовал себя как в тюрьме, и от этого меня уже потряхивало. Потом Мег Паттерсон отослала в Госдепартамент и Службу иммиграции свой отчет, и там было написано, что я выполнил все предписания врача. В общем, чтоб долго не распространяться, меня в итоге восстановили — для иммиграционщиков я теперь был, считай, как новенький, никаких нарушений за мной больше не числилось. Да уж, времена тогда были другие. Было больше веры в реабилитацию, чем сейчас. И моя виза, которая изначально выдавалась под лечение, теперь покрывала все. Её продлили с трех до шести месяцев, переквалифицировали из одноразовой в многоразовую плюс включили разрешение на гастроли и работу на основании официального подтверждения, что я больше не употребляю и нахожусь на пути к выздоровлению. По ходу лечения от зависимости, насколько я понимаю эту систему, ты поднимаешься от уровня к уровню, пока тебе не дадут статус абсолютно здорового. И я, кстати, всегда был благодарен правительству США зато, что они позволили мне приехать в страну, чтобы слезть с наркотиков с помощью врача.

В общем, мы забрали Марлона и уехали из Нью-Джерси в дом, который сняли в Саут-Салеме, в штате Нью-Йорк. Он назывался «Фрог Холлоу» — классический деревянный особняк в колониальном стиле, правда, с привидениями, по утверждению Аниты, которой все чаще что-то мерещилось. В данном случае — призраки могикан, которые с холма обозревали окрестности. Совсем рядом жил Джордж К. Скотт, который регулярно въезжал в наш белый деревянный забор. Гонял ужратый в стельку под девяносто миль в час. И все-таки тут мы наконец обосновались: рядом с Маунт-Киско, в округе Уэстчестер.

Фото и описание «Фрог Холлоу» на сайте iorr.org