И все же в последнее время я постоянно слышу разговоры о разводах среди молодежи. Сын моих родственников, не прошло и года после женитьбы, разошелся с женой, и я знаю еще четыре недавних случая, когда развелись дети моих старых друзей. Может быть, у молодежи изменились взгляды на брак? Но не объясняется ли это малодушием, неспособностью осуществить свою волю, ведь, когда они заключают брак, наверняка собираются жить вместе до конца своих дней?

Если так, то и в работе они вряд ли смогут осуществить свою волю. В этом случае, как бы ни помогала Великая Природа своим возлюбленным чадам, ее усилия останутся тщетны. Вот что меня печалит и тревожит…

Не всем ли людям свойственно с возрастом, оглядываясь на свою жизнь, вспоминать периоды, про которые они могут сказать: вот тогда я был по-настоящему счастлив!

Для меня это почти пять месяцев жизни во Франции, когда в 1925 году я отправился туда учиться и попал в Париж.

В то время самолеты еще не летали, в Европу можно было добраться только на пароходе, а путь от Кобе до Марселя занимал сорок пять дней.

Приходилось переплывать бурный Индийский океан, поэтому очень важно было выбрать подходящий сезон для такого путешествия.

Как бы там ни было, мы с женой почти без приключений благополучно добрались до Парижа. В посольстве на дипломатической службе состоял А., мой одноклассник по Первому лицею, он забронировал нам номера в первоклассном отеле на Елисейских Полях недалеко от посольства, так что мы смогли сразу, без всяких мытарств разместиться там.

Было начало июля, ужин подавали в саду при гостинице под сенью деревьев. До девяти часов было светло, ужинать в саду казалось ни с чем не сравнимым удовольствием, мы были счастливы. Поскольку столы были рассчитаны на четырех человек, с нами всегда сидел один японец в неизменно строгом костюме. Он был капитан первого ранга.

Прибыв в Париж, я, следуя совету друга из посольства, перво-наперво нанес необходимые визиты. Дело в том, что перед нашим отъездом мой тесть представил меня министру иностранных дел X., его однокашнику по Токийскому университету, и тот, подробно проинструктировав меня, как вести себя во время учебы, дал мне три рекомендательных письма, в том числе предназначенное послу. Я не собирался воспользоваться этими письмами, считая, что для студента в Париже излишне обращаться к таким важным персонам, но по настоянию А. все-таки нанес визиты вежливости этим сановникам.

Но главное, я сразу же отправился в окрестности Сорбонны, чтобы поискать книжные магазины и магазины письменных принадлежностей. В книжном магазине рядами стояли книги, которых было не достать в Токио. Я купил роман Жида. В магазине письменных принадлежностей приобрел записную книжку, подходящую для того, чтобы вести «Парижский дневник», и сделал еще много других покупок.

Что меня удивило в Париже, так это то, что никто из французов, с которыми я общался, не смотрел на меня как на иностранца, со мной обращались как с равным, никак не выделяя из своих соотечественников, поэтому и я вскоре, позабыв, что являюсь «представителем желтой расы», усвоил эту французскую манеру и перестал обращать внимание на некоторые трудности с языком.

Такое отношение ко мне было для меня важным открытием, я пришел к убеждению, что именно в этом одна из особенностей замечательной французской культуры. Кроме того, во Франции после Первой мировой войны был период инфляции, поэтому одна японская иена практически стоила тысячу иен, это было так здорово, что похоже на сон.

Своими впечатлениями я каждый вечер за ужином в саду пылко делился с морским офицером. Я был рад возможности поговорить по-японски, он тоже, поэтому мы обычно засиживались за столом и только после девяти, спохватившись, поспешно расходились. Вскоре мы стали закадычными друзьями.

Морской офицер возглавлял делегацию, которая занималась всем, связанным с репарациями, — их военно-морской флот Японии, как член союзнической коалиции, должен был получить по мирному договору в результате победы в Первой мировой войне. На двенадцатый день нашего знакомства он после ужина пригласил нас к себе домой.

Жил он в большом здании, выходившем на Елисейские Поля, в десяти минутах ходьбы. Нас встретили двое слуг-французов и провели в просторный зал. Там стоял рояль. Жена тотчас спросила разрешения поиграть. Она уже два месяца не притрагивалась к клавишам и была так рада, что ее невозможно было оторвать. Слуги спросили, не надо ли чего приготовить. Офицер велел подать что-нибудь мадам, а меня повел в подвал. Это был своего рода винный погреб, и там плотными рядами стояли бутылки различных европейских вин.

— Что выберем? — спросил он.

Я не находил слов от удивления. Он взял две бутылки шампанского, провел меня обратно в зал и там, не присаживаясь, сказал:

— Ты, наверно, заметил — когда мы впервые встретились за ужином в саду гостиницы, я увидел в тебе младшего брата… И после, каждый день, как только приближалось время ужина, я не находил себе покоя и спешил в сад. Ну что, согласен быть моим младшим братом? Или ты против?

— Мне ужасно неловко… Я сирота и тоже каждый день с нетерпением ждал, когда мы встретимся за ужином в саду, как будто у нас родственные души… Но ты хочешь, чтоб я был тебе братом…

— Ну же, давай поклянемся, что отныне мы братья!

Он взял бутылку шампанского и выдернул пробку. Пробка с хлопком взлетела под потолок. Он налил пенящееся шампанское в два бокала. По его знаку мы оба подняли высоко бокалы, чокнулись и выпили. И так три раза.

— Ну вот, — сказал он, — теперь мы братья!

Схватил меня за руку, обнял и похлопал по спине.

Жена, испуганная хлопком от пробки, перестала играть и посмотрела в нашу сторону. Мой «старший брат» поспешил сказать ей:

— Ваш муж стал моим младшим братом. Теперь вы приходитесь мне невесткой. Может, присоединитесь к нам?

Жена подошла, он откупорил вторую бутылку и наполнил ее бокал.

— Раз ты мой брат, я должен показать тебе дом.

И он провел меня по дому и показал, попутно давая пояснения, все жилые и служебные помещения, от полностью обставленной канцелярии на первом этаже до комнат на втором, где жили его подчиненные. В работе ему помогали два морских офицера, но по вечерам они обычно отсутствовали. На третьем этаже располагались помещения для двух слуг-французов, двух посыльных и супружеской четы поваров… И тут выяснилось, что мой новый брат решил: нам с женой следует немедленно съехать из гостиницы и поселиться здесь.

На следующее утро, едва мы проснулись, он пришел к нам, чтобы узнать, переедем ли мы прямо сегодня. Стараясь соответствовать званию младшего брата, я ответил ему со всей откровенностью:

— Жена хочет поселиться во французской семье, чтобы познакомиться с жизнью французов, я же планирую изучать экономику в лаборатории научного института при Парижском университете, поэтому, как брата, прошу тебя позволить нам устроиться самостоятельно.