По его словам, еще со школьной скамьи ему казалось странным, что в Кобе, наравне с традиционно японскими, существуют дома европейские, и его стали занимать отношения, существующие между человеком и его жилищем. Тогда же он заинтересовался синтоистскими и буддийскими храмами и постепенно пришел к мысли, что изучать архитектуру — его призвание. Наверно, тут не обошлось без влияния его глубоко верующей матери. Он решил, что это поприще предназначено ему Богом, и, поступая в университет, несмотря на противодействие отца, выбрал архитектурное отделение промышленного факультета. Именно исходя из веры в то, что осуществляет призвание, данное ему Богом, он по окончании университета, преодолев множество препятствий, отправился своекоштным студентом за границу учиться в мастерской Корбюзье.

В свете его веры проблема брака казалась ему не столь важной. Он был убежден, что, если станет ревностно выполнять свое предназначение. Бог дарует ему спокойную семейную жизнь. Но сейчас, услышав слова Р., он потрясен до глубины души. Ведь она сказала, что ее счастье в том, чтобы помогать ему исполнить свое жизненное призвание! Он убедился, что Р. — помощница, дарованная Богом, одним словом — жена. Под конец он добавил:

— Как замечательно все получилось! И это благодаря вам, сэнсэй!

Встав, он отвесил вежливый поклон.

— Поздравляю! — сказал я. — Вы двое только что произнесли супружескую клятву перед Богом, в которого оба веруете… Тем самым воистину связали себя узами брака. Никаких ритуалов не нужно. Свадебный прием — просто увеселение. А сват, выступающий на таком приеме ради увеселения гостей — всего лишь марионеточный Пьеро… Уж так и быть, тряхну стариной!

Я рассмеялся.

Успокоившись, что я согласился быть сватом, они ушли.

В тот день мы с женой, ужиная, рассказали третьей дочери о женитьбе Д. и Р., после чего жена обратилась к дочери с просьбой. Я согласился быть сватом, но в день церемонии пойду один, а дочь передаст Р., что моя жена не смогла прийти.

Дочь удивилась:

— Сват всегда ведь приходит со своей супругой! Почему же ты не можешь пойти?

— У отца есть старая визитка, он ее наденет, у меня же нет официального наряда, а в обычном платье неприлично.

— Но наряд для свадебной церемонии можно взять напрокат!

— Я — брезгливая, не выношу надевать на себя вещи с чужого плеча… Да придумай любую причину… Лишь бы объяснить Р. мое отсутствие на свадьбе.

Когда жена сказала о брезгливости, мне вдруг на ум пришло одно воспоминание. До войны к жене как-то пришла жена моего старшего брата попросить на время официальный наряд, а когда принесла его назад, жена сказала: «Если понравилось, носите пожалуйста!» — и без всякого сожаления отдала ей совершенно новое кимоно с фамильным гербом. Я уже знал тогда о брезгливости жены в отношении одежды, и в то время теща, хоть жена и не просила, к каждому новому сезону обязательно посылала ей по несколько новых кимоно. Во время войны мы перевезли на нашу дачу в Каруидзаве множество кимоно, а после войны, в период трудностей с продуктами, поскольку это были кимоно высшего качества, мы выменяли их одно за другим на черном рынке на съестное. Наша семья из шести человек избежала голода, но из кимоно остались только самые простые. Позже жена, объявив себя женой батрака, изменила свои привычки, отказалась от косметики, одевалась просто, вела домашнее хозяйство, не нанимая прислугу, и нисколько не жалела об утраченных красивых нарядах, но и когда жизнь стала повольготнее, не обзавелась кимоно для официальных выходов.

Брезгливость жены относилась не только к одежде, но и к духовной стороне жизни. То, что женщина выходит замуж, забеременев, не укладывалось у нее в голове, поэтому даже для виду она не хотела быть сватьей… Зная ее, я не стал ее уговаривать.

В конце концов Р. настояла, чтобы вместо жены непременно присутствовала моя дочь, и в день свадьбы мы с дочерью, как это ни забавно, выполняли роль сватов в качестве супружеской пары.

Это был свадебный прием без церемонии бракосочетания. Состав гостей был довольно странным — со стороны невесты десять человек, со стороны жениха — одна мать.

В общем, это и получилась увеселительная вечеринка, и, отдавая себе в этом отчет, я, когда требовалось разрядить обстановку, играл роль Пьеро, и прием прошел вполне благополучно…

На следующий день мать Д., глубоко образованная католичка, нанесла мне визит вежливости. Она сказала, что является моей давней читательницей.

Узнав, что в Париже Д. сдружился со мной, она радовалась этому как милости Небес, а что касается женитьбы сына, мать не противодействовала, полагаясь на промысел Божий, но поскольку гордиться было нечем, не стала сообщать родственникам…

— Я молюсь, — сказала она, — чтобы они были счастливы вдвоем.

И еще долго меня благодарила…

И вот эта Р. внезапно является ко мне и, держа на коленях своего двухлетнего или трехлетнего сына, заявляет, что приняла решение расстаться с Д. и вернуться в родительский дом, а ко мне зашла из вежливости.

Я был ошеломлен и молча смотрел на нее.

Р. тоже молчала, но по щекам ее катились слезы. Сидящий на коленях сынишка их заметил.

— Мамуля, почему ты плачешь? — спросил он, вытирая ей слезы пальчиком.

Вдруг Р. начала громко всхлипывать. Удивившись, я прервал молчание:

— Так что же произошло?

— Я возвращаюсь к родителям вместе с ребенком. Вы были сватом, поэтому я пришла вам сообщить.

— Это-то мне понятно. Но что же все-таки произошло?

Некоторое время она колебалась, наконец, всхлипывая, сказала:

— Он сошелся с девушкой, работающей в мастерской.

Внезапно охваченный гневом, я сказал:

— Ну, тогда и впрямь лучше немедленно вернуться к родителям. Но ребенка советую оставить. Мать Д. прекрасно его воспитает… Позже я сообщу обо всем Д.

— Я забираю ребенка с собой. Вы же сами признали его неправоту… Не беспокойтесь, в родительском доме меня не оставят вниманием.

— Неправоту?.. Я ничего такого не говорил.

— Но вы же сами сказали, что мне надо вернуться к родителям!

— Не могу же я воспрепятствовать твоему своевольному решению вернуться к родителям.

Она вытерла платком слезы и пристально посмотрела на меня. Если она разозлится и уйдет, это и к лучшему, подумал я. Вдруг она сказала:

— Я развожусь не из каприза. Причина в нем. Вы что, нарочно меня мучаете, не желая это признать?

— От супружеских ссор, как говорится, даже пса воротит.

— Какие жуткие вещи вы говорите!.. У нас вовсе не супружеская ссора!

— Когда этот малыш был еще у тебя в утробе, ты сказала, сидя на этом месте, слова, которые до сих пор звучат в моем сердце, поэтому я не могу сдержать горечи. А сейчас возвращайся к Д., хорошенько все обдумай в течение пяти дней, и если твое решение о разводе не изменится, тогда я, как сват, постараюсь наилучшим образом его осуществить… Вот так и поступи!