— Я люблю вас, Шанриз. И я всегда останусь вашим другом. Для меня бесценно то, что вы сделали для Ришема, но не является главным. Главное, это то, что я чувствовал к вам все эти годы, чувствую и буду чувствовать.

— Это всего лишь греза, Нибо, — ответила я.

Герцог отрицательно покачал головой:

— У моей грезы есть плоть. Я не могу надеяться на взаимность и давно научился жить со своей любовью к вам, не сходя с ума и не страдая, но бережно лелея то светлое и чистое, что вы поселили в моей душе. Я лишь надеюсь, что нас не лишат возможности общаться, а еще желаю, чтобы ваше сияние не угасало. Не позволяйте погасить ваш огонь, Шанриз. Если его не станет, не станет и вас, а я не хочу жить в мире, в котором больше не светит солнечный луч, заключенный в человеческом теле. Сберегите себя, вы сможете, я знаю.

И это завуалированное упоминание короля вернуло меня к реальности и оставшимся вопросам. Я зябко поежилась, обняла себя руками за плечи и сказала:

— Идемте, ваша светлость, становится прохладно.

— Да, вы правы, пора возвращаться, — согласился Нибо.

Он снял с себя дорожную куртку, накинул мне на плечи, и тепло его тела приятно окутало меня, будто заботливые объятья. Постаравшись отогнать ненужную аналогию, я первой покинула беседку и направилась в сторону дворца. Ришем пристроился рядом, но молчания уже не нарушал, его нарушила я.

— Как мы сможем утаить произошедшее? Мои придворные уже знают, королевские гвардейцы подчиняются королю и не смогут молчать. К тому же есть убитые и раненые.

— Королевские гвардейцы, приставленные к вам, уже давно ваши, — улыбнулся его светлость. — Я умею различать, когда люди готовы служить, а когда просто исполняют обязанности.

— Есть разница?

— Огромная, — усмехнулся герцог. — Исполнение обязанностей – это повинность, которую человек принимает на себя и отрабатывает, получая за это жалование. Готовность же служить – это совсем иное. Полная самоотдача, доверие и привязанность. И первое, и второе можно делать с честью, но второе охотней. Так вот королевские гвардейцы готовы вам служить, а с королем исполняют обязанности. А потому, если вы попросите, они промолчат, я уверен. А ваши гвардейцы – это ваши гвардейцы, им полагается исполнять ваши приказы неукоснительно.

— Ну, хорошо, — я повернула к нему голову. — Я попрошу королевских гвардейцев не докладывать государю о покушении, канаторцам прикажу молчать. Но как быть с убитыми и ранеными? Тело канаторца Мершо будет захоронено, и его заменит другой гвардеец, но Линк…

— Скажите, что позволили ему навестить родных, если, конечно, король вообще заметит его отсутствие. Если же не заметит отсутствие простого солдата, то остаются только его товарищи, а с ними разберутся ваши телохранители. Сначала отправился навестить родных, а после и вовсе подал в отставку. Я готов выплатить его родным компенсацию, раз вынуждаю лгать. Тело, разумеется, должно быть к ним оправлено. Славный воин заслуживает погребения и слез своих близких. Похороны пройдут вне поля зрения короля, ему до этого попросту нет дела. Что до раненых, то ими занимается маг, но даже и без него до столицы они доедут здоровыми. Нет никого, кто был бы тяжело ранен.

Выслушав его, я кивнула, но не могу сказать, что была согласна. И я задала следующий вопрос:

— Отчего вы думаете, что государь не даст сестре выносить ваше дитя, даже если узнает о покушении? Не понимаю, правда. Ив скрывает постыдные тайны своей семьи, и он не заточит сестру за покушение на меня в крепость и вряд ли вообще что-то с ней сделает. Поясните, я хочу понять.

Нибо коротко вздохнул, устало потер переносицу и остановился, я застыла напротив в ожидании ответа.

— Я имею некоторые опасения, — наконец заговорил Ришем. — Вы правы, король не станет придавать огласке покушение, даже если оно могло быть совершено на вас. И если бы его гнев пал только на сестру, меня бы это не опечалило. Но совсем оставить без внимания заговор он не сможет. И не оставит. Насчет крепости вы не правы, такой исход возможен, как и отправка к дочерям Левит.

В первом случае ничего особо трагичного нет, кроме того, что мое дитя родится в тюремных стенах. А вот во втором мне его могут не отдать дочери Левит, если Селия воспротивиться, и даже государь не сможет повлиять на них. Но хуже всего то, что король может не одобрить развода. То есть я буду связан с ней до конца жизни без возможности вступить в новый брак. И если она родит дочь или же ребенок окажется не от меня, а монарх так и не женится, то я останусь без наследника, потому что мой первенец уже является наследником Его Величества.

Я не хочу рисковать, Шанриз. И потому я прошу вас скрыть покушение. Поверьте, она под строгим надзором, под которым останется до самых родов. И когда дитя появится на свет, даже если это будет девочка, я лишу ее всего, включая моего имени, и отправлю в обитель. Это худшее наказание, какое только можно придумать для избалованной и самовлюбленной женщины. Как только она переступит порог дома дочерей Левит, никто уже не вспомнит, чья кровь в ней течет, потому что перед Богиней все ее дети равны. Впрочем, — его светлость предложил мне руку, и мы продолжили наш путь, — если вы откажетесь, то так тому и быть. Я не стану вас уговаривать. Менее всего мне хочется ссориться с вами из-за Селии.

— Вы сами говорите, что государь может не одобрить вашего развода с его сестрой. Ришем – не Аритан, ваше герцогство полностью подчинено королю Камерата и не имеет самостоятельных законов, — заметила я. — Так есть ли смысл лгать? Мне кажется, как раз сейчас у вас есть прекрасный повод договориться с государем о разводе и Доме дочерей Левит для Селии. Чтобы сохранить в тайне участие сестры, он согласится на ваши условия. Ив – человек разумный, он не станет противиться вашей новой свадьбе.

— Даже обрадуется, если я буду занят другой женщиной, — с издевкой ответил герцог. — Он не дурак и не слепец, всё видит, понимает и наблюдает, а потому не откажет, вы совершенно правы. Только… — он на миг оборвал себя, но все-таки закончил, уже менее горячась: — Только я готов отказаться от этой выгодной ситуации.

— Почему? — изумилась я.

— Вы решили вытащить из меня все мои тайны, да, Шанриз? — с иронией спросил его светлость. После устало потер лицо ладонями и ответил, глядя мне в глаза: — Из-за вас. — Прочитав в моем взоре недоумение, Ришем усмехнулся: — Не понимаете. Что ж, поясню и это. Я до зубовного скрежета мечтаю избавиться от змеи, данной мне в жены, но готов прикрыться чем угодно, лишь бы не лишиться возможности продолжать наше с вами общение.

— Но как же ваш развод…

— Вы не можете не понимать, что последует за докладом о покушении. Он закроет вас во дворце. Не будет поездок в Канатор, не будет свободного передвижения по столице, ничего не будет, ваша светлость. Ваших встреч с другими людьми тоже не будет, потому что каждый из них может нести в себе угрозу. Возможно, вам позволят принимать посетителей во дворце, но не больше. Дверца клетки захлопнется. Он не привык рисковать тем, что ему дорого, а вы дороги. Вы, Шанриз, удивительная женщина, и лучшее тому доказательство – годы, проведенные рядом с ним, да и мое непроходящее чувство тоже. — Выдохнув, герцог продолжил: — И как только ворота дворца закроются, я лишусь возможности наших встреч вне стен королевских чертогов, наших милых бесед и непринужденности, царящей между нами в эти минуты. И нашей переписки тоже придет конец, потому что вы уже не будете вести свои дела, а значит, нет повода принимать послания от постороннего мужчины. Всё, что мне останется, – это поздравления с днем рождения или иным праздником. А еще заговорщики, Шанриз, они из Ришема. Государь любитель превентивных мер, и я ему, как кость в горле. Ворота дворца могут закрыться и передо мной. Детей примут, меня – нет. А если и впустят, то не позволят к вам приблизиться, только в присутствии короля или его приближенных. А я не хочу, слышите, не хочу лишиться даже той малости, что у меня есть. И потому я готов держать под боком гадюку. Боги с ней, пусть живет и шипит за закрытыми дверями, но вас я терять не хочу, а потому снова прошу оставить покушение в тайне. — Он невесело усмехнулся и закончил: — Вот теперь я сказал всё, секретов не осталось.