— Да, — прошептал он. — Но сам… и вотнаказан. Но даже тогда Он давал шанс признаться, покаяться, сказать правду… Онждал! И простил бы… Обмануть — грех, но обмануть и не признаться —преступление гораздо худшее.

Он уронил голову, Ноема сказала тихо:

— И заслуживает, как показал Господь, наказания.

Ной прошептал:

— Неужели и дети мои будут повторять мои ошибки? Я ведьповторил…

— Что, Ной?

— Ева точно так же солгала! Почему это не послужило мнеуроком?

Все время скитания по мутным водам небо оставалось в плотныхрваных тучах. Не было ни дня, ни ночи, только постоянная угнетающаяоднообразная мгла. Если бы не драгоценные камни, все давно бы сбились, когдадень, когда ночь, однако камни сверкали «днем» и тускнели на ночь, и Ной велел,чтобы все подчинялись этому ритму.

Свободолюбивый Яфет поинтересовался, а не стоит ли ложитьсяспать, когда хочется, а не когда указывают камни. Братья и жены слушали его синтересом и молчаливой поддержкой.

Ной покачал головой.

— Не будем уподобляться тем, — ответил онкротко, — кого Господь стер с лица земли.

— Да какое тут уподобление, — сказал Яфетнепонимающе. — Просто спать еще не хочется…

— Есть закон, — пояснил Ной. — Человекотличается от зверя тем, что принимает законы, несвойственные ему от природы.Люди были стерты с лица земли потому, что не увеличивали запреты, тем самымотдаляясь от животных, а рушили даже те, что были приняты…

Яфет кивнул:

— …и тем самым приближались к животным. Разумно. Отец,ты иногда выглядишь туповатым, но ты на самом деле мудр… где-то там глубоковнутри, и сейчас объяснил все очень четко. Вопросов нет! Мы пошли спать.

Сим наблюдал за братом с неодобрением. Яфету все нужноразъяснять, он все старается понять своим умом, а ведь не все в мире можнопонять, во многие вещи нужно просто верить.

…Воды усиливались еще сто пятьдесят дней, а в семнадцатыйдень седьмого месяца ковчег вздрогнул, под ним заскрипело, он чуть накренился.

Все замерли и впервые ощутили, что их мир не двигается поволнам, не колышется, не приподнимается и опускается, а стоит на месте,опустившись на нечто твердое.

— Подождем, — проговорил Ной шепотом. — Еслипод нами земля…

— Боюсь и поверить, — прошептала Ноема.

Ной сказал строго, но в голосе звучало больше страстнойнадежды, чем строгости:

— В Господа надо верить…

— Мы в Него верим, — заступился за мать Хам, —верит ли Он в нас…

— Зависит от нас, — ответил Ной.

— Воды все-таки начинают уходить, — сказал Сим также тихонько, как и отец, словно стихия могла услышать и передумать. —Подождем. Вдруг это нам кажется? Все-таки очень хочется…

Несколько суток прошли в тревожном ожидании, потом всеуслышали дикий вопль Хама. Он орал и приплясывал у открытого окна. Сераяповерхность моря с мелкими волнами в двух местах прорвалась, снизу медленновыдвигаются острые камни.

Еще через сутки стало понятно, что это вершины одной горы,так как основания начали сближаться. Через четыре дня они сошлись, теперь сковчега наблюдали, как неспешно выдвигается из воды вся гора. Ковчег тожепокоился на невидимом основании, наконец показалось почти плоское плато, хоть инебольшое, но почти ровное.

Ной с замиранием сердца наблюдал, как вода уходит медленно,как полагают дети, но на самом деле довольно быстро, словно опять прячется вподземные пещеры.

Ковчег опускался все больше, а на горизонте ближе началиподниматься другие горы. Ной смотрел на них потрясенно, с каждым часом онистановятся все страшнее и чудовищнее, а через несколько дней уже не горы, анечто невообразимое, достигающее вершинами небес. Даже облака пошли нижевершин, что раньше было совсем немыслимо.

Хам смотрел с восторгом, внезапно заорал весело:

— Добро пожаловать в новый мир!.. Вот это да…

Яфет озирал мир настороженно и с подозрением во взоре.

— Все изменилось, — проговорил он наконец. —Мир совсем не тот… Никогда не было таких высоких гор.

— Никогда не будет возврата к прежнему миру, —сказал Сим потрясенно. — Вы понимаете, что это значит?

— Что? — спросил Хам.

Сим покосился на его черное, как обугленная головешка, лицо.

— Что все зависит от нас, — ответил он тихо и, каксамому показалось, пугливо. — Как мы будем вести себя, так будут и детинаши. Дети их детей и… все люди на земле. Мы даем правила, мы даем пример, мыпоказываем всем, что надо, что можно, что нужно, а чего ни в коем случаенельзя… Не знаю, как вас, но меня это пугает.

Хам сказал с удивлением:

— Наоборот, должно радовать! Нет дряхлых старцев,которым все не так, которые доставали нравоучениями… Мы закладываем основы, этоже здорово! Мы самые вольные люди на свете.

Яфет подумал, лицо его помрачнело.

— Мы самые невольные. Как подумаю, что все мои поступкибудут как-то истолковываться, что с меня будут брать пример тысячи поколений…так вообще бы в какую-нибудь норку и переждать там, пока законы установят те,кто умнее меня.

Хам хохотнул:

— Идет! Лезь в пещеру и сиди. А я установлю законы.

Яфет вздохнул:

— Нет уж. Пусть над законами подумает лучше Сим, а яподумаю над правилами. И вообще, Хам, нам придется следить за каждым своимсловом! А мне этого не хочется, как и тебе.

К ним поднялся Ной, Хам бросился к родителю с воплем:

— Отец, надо что-то делать!.. Вода уходит!

— Рано, — ответил Ной со вздохом. — Дноковчега только-только вышло из воды. Мы на камнях! Стала ли земля пригодной длязаселения? Надо ждать.

— Ну сколько можно ждать?

— Подождем, — сказал Ной.

— Сколько? — спросил Хам настойчиво.

Ной посмотрел на замерших в ожидании Сима и Яфета, ответил стяжелым вздохом:

— Еще сорок дней.

Эти сорок суток Хам ходил как на иголках, да и все извелисьв ожидании. Сам Ной рано утром на сороковой день вытащил из клетки упирающегосяворона.

— Ты полетишь и посмотришь, — велел он, —есть ли пригодная для жизни земля.

Ворон каркнул:

— Почему я? Меня не жалко, да? Сдохну — никто непожалеет?.. Там за стенами ковчега может быть жара, может быть холод… вдругснова полетят огненные капли с неба… Если погибну — исчезнут все вороны!

— Давай лети, — ответил Ной сердито, — мы обазнаем, почему лететь именно тебе.