святые Небеса! Как нестерпимо горячо, будто огонь из костра перекинулся на его кожу и теперь жадно слизывал с неё кровь шершавыми звериными языками, от которых саднило и передёргивало.

А может, волки уже вернулись, и это вовсе не огонь?

Он попытался приподнять голову и оглядеться, но это ему не удалось: перед глазами было темно. Боль вгрызалась в его тело острыми клыками и рвала пылающую плоть.

Скорей бы…

Вдруг он ощутил дуновение ветра, и ему даже почудился запах лотоса. Странно – посреди зимы, в горах?

Он глотал этот вкусный свежий ветер, вливающийся в него прохладной водой со слабым травяным ароматом, и ощущал, как огонь внутри угасает с каждым глотком.

А потом пошёл снег… Он падал крупными ласковыми хлопьями на его полыхающую кожу, на все вдруг вскрывшиеся раны. Он не таял, а холодил и успокаивал. Снежинки скользили по коже, щекоча и врачуя боль, и сами собой исчезали звериные языки огня в ранах, и кожа остывала, как озёрная вода после заката.

Он открыл глаза и сквозь туманную небесную дымку увидел полную луну, склонившуюся над ним с приветливой печальной улыбкой. Луна смотрела на него с таким участием и нежностью, что от одного её взгляда ему стало легче. И отчего-то захотелось плакать.

Как же он устал! Так устал бороться и сопротивляться, что просто опустил отяжелевшие веки и заснул, на этот раз глубоким, спокойным сном, потому что знал: его луна будет рядом. Она не исчезнет с рассветом за вуалью облаков, и он снова её увидит.

Проснётся – и останется с ней…

***

В комнате было тепло. И как-то уютно, что ли. Исчез раздражающий ноздри запах крови и смерти, а в свежем воздухе витал приятный аромат трав, расплавленного свечного воска и ещё чего-то такого родного, что Ван Со не мог определить, балансируя на грани яви и сна.

Он прислушался к себе: странно, боли больше не было, лишь вяло ныла раненая рука, на которой ощущалась добротная тугая повязка.

Ван Со приоткрыл глаза, силясь вспомнить, что с ним произошло после того, как он потерял сознание, беседуя с Бэк А. Однако последнее, что всплывало в памяти, – это слова брата: «Я уже всех отослал. Не волнуйся», а ещё таинственный сон с лунным инеем на коже, глотками исцеляющей прохлады и ласковыми снежинками, такой осязаемый, будто и не сон это был вовсе.

Сколько он проспал? И где он? Неужели во дворце?

При этой мысли, сверкнувшей отблеском клинка, Ван Со тревожно вскинулся на постели. И всё вспомнил: отравленную стрелу, незаживающую рану, слабость и вязкую дурноту, помощь и заботу Бэк А.

Вспомнил – и успокоенно выдохнул: значит, он в поместье брата, один, без чужих недобрых глаз и ушей.

Ван Со сел на постели, только теперь заметив, что на нём свежая одежда, а вокруг чисто и по-ночному сумрачно, но сумрак этот был добрым, умиротворяющим, разбавленным мягким сиянием свечей, едва слышно потрескивающих по углам.

Он обвёл комнату взглядом, ещё затуманенным отступающим сном, – и замер, от неожиданности сжав повязку на руке так, что её прострелила ушедшая было боль.

У его постели сидела Хэ Су.

Она спала, обхватив колени и устало склонив голову к плечу.

Сперва Ван Со подумал, что его никак не отпускает сон, что стоит ему приблизиться к ней – и она исчезнет, как бывало не раз в его тоскливых ночных видениях. Он неловко поднялся, поневоле баюкая потревоженную руку, шагнул к Хэ Су и опустился с ней рядом, вглядываясь в любимые черты.

И его снежный сон вмиг перестал быть для него загадкой: всё, что привиделось ему в беспамятстве, нашло своё объяснение.

Он едва коснулся кончиками пальцев бледного лица Хэ Су, как она вдруг открыла глаза и тут же потянулась к нему умоляющим пытливым взглядом. Сколько раз он порывался сбежать от этого её взгляда – и всё напрасно…

– Почему ты здесь? – спросил Ван Со, запоздало отдёргивая руку.

Ответ был ему известен, однако от внезапного смущения и досады на свою несдержанность, разбудившую Хэ Су, он не придумал сказать ничего другого.

– Я хотела кое-что спросить у вас… Поэтому Бэк А помог мне, – в её глазах читалась такая мольба, что Ван Со вместо резких слов, готовых сорваться с языка, лишь сухо обронил:

– Спрашивай и уходи.

– Вы всё ещё не забыли меня? – прошептала Хэ Су. – Вы говорили, что больше не любите меня… Но вы же лгали мне?

Неужели это было настолько очевидно?

– Ступай домой, – только и ответил Ван Со, не зная, как реагировать на это и не солгать ей вновь.

Он поднялся на ноги и отвернулся, чтобы не видеть этих огромных, бездонных, как звёздное небо, глаз, отчаянному призыву которых он просто не мог противостоять.

Но Хэ Су заговорила так пронзительно, словно к нему взывала сама её душа, измученная сомнениями и разлукой.

– Мы не во дворце! – воскликнула она, принимая его холодность за осторожность. – И королю никто не доложит. Я должна услышать ответ! Ради этого я покинула дворец, рискуя жизнью! Эти два года я ждала вас каждый день… Я бы очень хотела повернуть время вспять. Тогда бы… я с самого начала… доверилась бы вам.

Каждое её слово капало на шрамы и раны Ван Со – на теле и душе – расплавленным железом, растравляя их и вновь заставляя кровоточить. А Хэ Су продолжала говорить, её голос дрожал от слёз и отчаянной решимости:

– Я спрошу снова. Ответьте мне, только не лгите! Скажите… – она умолкла, затем резко выдохнула и произнесла: – Вы всё ещё любите меня?

Здравый смысл кричал ему: «Отступись! Уходи, пока не поздно! Солги! Ты сбережёшь её, утаив от Чонджона свои чувства. Ты добьёшься своей цели, не опасаясь за её жизнь!»

А глупое истерзанное сердце настойчиво колотилось в закрытую дверь его рассудка и умоляло сказать правду.

Терпеть эту борьбу внутри больше не осталось сил. Одержимость и звериная тоска по Хэ Су, которые он так долго в себе давил и прятал, захлебываясь ими, затопили его сознание – и Ван Со сорвался.

Шагнув к Хэ Су, он обхватил ладонями её мокрое от слёз лицо, жадно прильнул к раскрытым губам и тут же ощутил, как она отвечает ему, обнимая за плечи так знакомо и жарко, что в её прикосновениях мгновенно растворилась вся боль, все его метания, уступив место невыносимому счастью и жгучему