ты! Никто не смотрел на меня так! Никто не стал частью меня самого – только ты, моя Су!

Я любовался тобой и мечтал, чтобы эта ночь длилась тысячу лет. Чтобы и через тысячу лет мы всё ещё были вместе. Ведь я не сомневался, что теперь ты навсегда принадлежишь мне.

Я до сих пор в это верю, слышишь?

Ты – моя! Даже покинув меня, ты остаёшься моей и спустя тысячу лет будешь моей. Я это знаю.

И никогда тебя не отпущу.

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 16. Стрела на тетиве

* К этому эпизоду есть стихотворная иллюстрация «Не верь!»:

https://ficbook.net/readfic/9486908

========== Часть I. Алые сердца Корё – 17. Вчерашний день ==========

Комментарий к Часть I. Алые сердца Корё – 17. Вчерашний день

Иллюстрации к главе:

https://yadi.sk/i/wRbgUzoMTDABtQ

https://disk.yandex.ru/i/Kb8v4W9L7K31mQ.

Автор – Проигравший спор ♡

Настроение: Taeyeon – All with You (Moon Lovers: Scarlet Heart Ryeo – OST)

Луна – как и солнце:

Она остановки не знает.

Вчерашняя ночь

Разделила нам осень и лето{?}[Отрывок из стихотворения «Первый день осени» (пер. А. Гитовича).].

Ду Фу{?}[Ду Фу (712–770) – китайский поэт.]

Какими бы чёрствыми и подчас жестокими ни казались Небеса, и они бывают благодушно слепы, позволяя уповающим на них ощутить прикосновение счастья. И когда это случается, нельзя терять ни мгновения, ибо счастье иллюзорно, а жизнь коротка и быстротечна. Нужно сполна наслаждаться этим щедрым подарком Небес, ведь никому не дано знать, повторится ли подобное вновь.

Судьба редко и весьма скупо одаривала Ван Со, но эта ночь, мимолётная и бесконечная, стала её истинным благословением.

Спать не хотелось.

Хотелось иного.

Cмотреть. Касаться. Чувствовать. Любить.

Ван Со смотрел на спящую Хэ Су, утомлённую волнениями и ласками, и подмечал то, чего не видел раньше, ведь она никогда не была настолько близко к нему. Его задумчивый взгляд скользил по её безмятежному лицу, задерживаясь на тонких стрелках ресниц, на чувственном изгибе припухших губ, маленькой родинке на левой щеке, едва заметной ямочке на подбородке…

Ван Со казалось, что он видит это впервые. Так – действительно впервые.

Он слушал, как дышит Хэ Су: размеренно и тихо, словно озёрная вода летним утром под покрывалом кувшинок и лотосов, и замирал, когда её дыхание вдруг сбивалось, а сама она хмурилась и шевелилась во сне. И тогда он прикасался к её лицу, успокаивая и при этом боясь разбудить, проводил кончиками пальцев по наметившейся складке между бровями, разглаживая её, по мягкой линии подбородка, по влажным губам, которые ему хотелось ощущать вовсе не пальцами…

Он перебирал волосы Хэ Су, освобождённые из тугого плена шпилек и лент, любуясь тем, как непрошеный утренний свет сочится сквозь блестящие пряди. Сетуя на ранний восход, который торопился отобрать у него ночное наваждение, Ван Со не мог оторваться от своей Су, осознавая, как с ударами пульса безвозвратно уходят мгновения счастья. И чем быстрее бился пульс, тем стремительнее исчезало время.

Когда его ладонь легла на щёку Хэ Су, она моргнула во сне и открыла глаза, встретив его взгляд с такой искренней и чистой улыбкой, что Ван Со больше не сумел ни сдерживаться, ни сопротивляться доводам разума. Чувствуя, как его вновь накрывает густая волна нежности и желания, он притянул Хэ Су к себе в поцелуе, а его руки скользнули под одеяло в поиске завязок на её рубашке, обжигаясь прикосновениями к горячей обнажившейся коже.

«И кто только их придумал, эти завязки!» – успело мелькнуть у Ван Со в голове – и его рассудок отключился, уступая место инстинктам и нарастающему неконтролируемому влечению…

Он и не знал, до чего это приятно, когда рядом есть кто-то, кто заботится о тебе, с кем самые простые действия – будь то одевание, умывание, завтрак или перевязка – становятся особенными, наполненными тайным смыслом и тончайшим удовольствием.

Ван Со тосковал по этому ощущению в Сокёне, искал его в болезненном бреду, смутно мечтал о нём с самого детства, не представляя, что это, но желая этого всем своим недолюбленным существом. А сейчас забота Хэ Су наполняла его таким умиротворением, что хотелось не думать ни о чём другом и просто наслаждаться. Столько, сколько отпущено Небесами.

И, забыв обо всех тревогах, о дворце, о троне, Ван Со наконец-то позволил себе погрузиться в бесхитростное и такое настоящее счастье.

Это долгожданное счастье нежилось в чайнике с чаем из свежих листьев и в горке его любимого медового печенья на фарфоровой тарелке, что протягивала ему Хэ Су за завтраком.

Это чистое счастье искрилось солнечными зайчиками в тёплой воде для умывания, которую он брызгал на Хэ Су, глядя со смехом, как она уворачивается, пытаясь закрыться приготовленным для него полотенцем.

Это трепетное счастье щекотало его кожу, когда Хэ Су перевязывала ему притихшую рану, смущённо разматывая сбившуюся за ночь повязку – понятно, отчего сбившуюся. Ван Со любовался стыдливым румянцем Су и вновь тянулся к ней, отнимая у неё чистые полоски ткани и отбрасывая их в сторону, прерывал её слабый протест поцелуем и возвращал на нагретый полуденным солнцем футон. И дрожал всем телом, вновь ощущая её шёлковую кожу и задыхаясь от наслаждения, а в висках его стучало ликующее: «Моя… Теперь моя… Только моя…», и мысли путались, как пальцы в волосах. А тому, кто придумал эти проклятые завязки на ханбоке, Небеса пусть сами определят наказание.

Это щемящее счастье было рядом, в самом Ван Со. Оно не оставляло его весь этот длинный и такой короткий день. Оно заставляло его застенчиво улыбаться, когда он не смог за обедом держать палочки ноющей правой рукой (надо было беречь, но кто же об этом думал ночью!), а левой у него никогда толком не выходило. И Ван Со лишь покорно открывал рот, когда Хэ Су кормила его, а внутри при этом порхали маленькие синие бабочки, и было тепло-тепло и так хорошо, что смущение куда-то исчезало, и за ужином он уже специально отодвигал палочки в сторону, выжидательно глядя на Хэ Су, которая только тихо посмеивалась, разгадав его детскую уловку.

Это невыразимое счастье укрывало их обнажённые тела вуалью закатных лучей, бесстыдно заглядывающих в спальню. Но Ван Со и Хэ Су было всё равно. Уже не стесняясь ни слов, ни прикосновений, ни собственных чувств, они не прятались под покровом одежды и одеяла ни от завистливо краснеющего солнца, ни друг от друга. Потому что всё, что они испытывали, что происходило между ними,