Елизавета усмотрела в этом удобный предлог, чтобы спровадить герцога восвояси. Значит, английские женщины легкомысленны? Пусть герцог в этом убедится.

– Ваше высочество, если вам угодно отправиться в Нидерланды, я готова предоставить вам заем в шестьдесят тысяч фунтов для вашей войны с испанцами.

– Небесная Богиня, – заулыбался герцог. Он тут же поцеловал ей руку. – Мне недостает слов, чтобы выразить вам мою благодарность. Я смиренно принимаю ваше предложение и к Рождеству покину Англию.

Когда он ушел, Елизавета, сама не своя от радости, кружилась по комнате. За этим ее и застал герцог Сассекский.

– Знаешь, что я тебе скажу? – весело спросила она. – Я с каждым днем все больше ненавижу саму мысль о браке!

Рождество наступило и прошло, а герцог Анжуйский по-прежнему обретался при английском дворе.

– Мой Лягушонок, разве вам не хочется вернуться в Нидерланды? – напрямую спросила его Елизавета.

– Увы! Я понял, что не могу жить вдали от вас, – признался он. – Я лучше умру, чем покину Англию, не женившись на вас.

Настроение Елизаветы резко изменилось. Она поняла, куда он клонит!

– Вы никак смеете угрожать несчастной старой женщине в ее родной стране? – Из голоса королевы исчезла всякая любезность. – Вижу, я допустила большую ошибку, поощряя ваши ухаживания. Пока я не приняла решения, считайте меня не более чем сестрой.

Она никак не ждала, что герцог разрыдается. Боже, сколько слез! Самое противное, что они текли у него вперемешку с соплями. Елизавета подала ему кружевной платок и удалилась.

– У меня никогда не было намерений выходить за него, – заявила она Тайному совету. – Но он не желает отставать. Я уже не знаю, куда спрятаться от его ухаживаний.

– А может, предложим ему аванс тысяч в двадцать при условии, что он немедленно покинет Англию? – нашелся Роберт. – Лучше потратить эти деньги и избавиться от него.

Он говорил с жаром. И к счастью, не стал напоминать, что с самого начала был прав относительно герцога.

– Мне ужасно не хочется тратить столько денег на этого… человечка, – призналась Елизавета. – Дорогой Дух, поговори с ним и убеди уехать до Нового года. Скажи, что тогда ему не придется тратиться мне на подарок.

– Он уже купил подарок для вашего величества, – угрюмо сообщил Бёрли.

– Черт бы его подрал! – выругалась Елизавета.

Неужели этот «мсье Анжу» осадил ее со всех сторон?

Новогодний праздник превратился для нее в пытку.

– Ваше величество, вы поклялись в верности мне! – напомнил он, сверкая глазами.

– Я не забыла и в подтверждение того готова немедленно выдать вам десять тысяч из суммы займа.

Судя по кислому лицу герцога, этих денег ему было мало. Он прекрасно понимал: если он уедет из Англии, то никогда не дождется оставшихся пятидесяти тысяч фунтов. И Елизавета понимала: деньги, которые казна выдаст герцогу, никогда не будут возвращены.

Елизавета сравнительно быстро забыла про герцога и его денежные неурядицы. У нее появился новый придворный – Уолтер Рэли из Девоншина, внучатый племянник ее незабвенной Кэт Эшли. Порывистый, смелый человек, успевший повоевать на стороне гугенотов. Умный, в меру красноречивый, Рэли был воином и поэтом в одном лице. Этим его добродетельные качества не ограничивались. От Рэли так и веяло мужской силой. Высокий, смуглый, умеющий пронзать взглядом. Словом, олицетворение всего, что Елизавете так нравилось в мужчинах. Ей сразу пришлась по душе его прямота, гладкость речи и смелые суждения. Внимание на него Елизавета обратила после одного случая. Заметив, что королева вот-вот ступит в лужу, Рэли мгновенно скинул с себя плащ и накрыл им опасное место. Елизавету восхитило ухарство, с каким все это было проделано. Ходили слухи, что бриллиантом он нацарапал на стекле окна в ее галерее: «Желал бы влезть сюда, да вот боюсь свалиться». Увидев надпись, Елизавета якобы приписала ниже: «Коль сердце трусит, нечего и тщиться». Она вполне была способна на такое, однако никто не знал, где именно расположено это окно.

Сердце Рэли не струсило. Королева несколько раз удостаивала его беседой, причем он не предпринимал для этого никаких усилий. Через несколько недель он уже ходил у нее в фаворитах. Поворотный момент наступил, когда в один из сумрачных февральских дней Рэли ворошил угли в жаровне и запачкал лицо сажей. Елизавета предложила стереть пятно своим платком. Придворные с изумлением наблюдали за этой сценой. Чувствовалось, королева увлечена им. И опять Рэли ничего не делал, чтобы завоевать ее благосклонность.

В эти дни у нее только и разговоров было что об Уолтере. Уолтер это, Уолтер то. Точнее, Уортер, как Елизавета окрестила его, подражая его густому девонширскому акценту. Елизавета была для Рэли Цинтией – богиней луны, девой-охотницей. Себя же он мыслил Орионом – единственным мужчиной, завоевавшим сердце Цинтии.

Роберт сразу невзлюбил Уортера, и не только он. Почувствовав себя фаворитом королевы, Рэли стал заносчивым и высокомерным. Выяснилось, что он к тому же еще лгун и распутник. Роберту было невыносимо сознавать, как с благоволения королевы этот хлыщ поселился в Дарэм-Хаусе на лондонском Странде. Каждый день Рэли являлся ко двору в ослепительно дорогих нарядах. Его шляпу украшали невероятно длинные перья, а сапоги были покрыты драгоценными камнями. Роберт скрежетал зубами, наблюдая, какими благами одаривает Елизавета этого авантюриста, этого транжиру, этого… У него просто не хватало слов. Самому Роберту уже стукнуло пятьдесят. Вполне естественно, он опасался, что тридцатилетний выскочка затмит его звезду.

Хаттон тоже исходил на ревность. Он отправил Елизавете миниатюрное золотое ведерко с письмом, в котором жаловался, что Уортер занял все ее мысли, а ему не осталось даже крошечного уголка. Королева поняла намек, улыбнулась и поспешила утешить свою Овечку:

– Правители, увы, не обладают безгрешностью богов. Являя свою благосклонность одним, они огорчают других. Но правители, как и солнце, не могут дарить свой свет кому-то одному, оставляя всех прочих во тьме. Знаешь, я так люблю разных мелких зверюшек, что даже распорядилась укрепить речные берега, чтобы вода не смыла их жилища. А про то, что я пастушка моей Овечки, я не забываю. Ты же знаешь, как мне дороги мои овцы.

Напрасно Елизавету считали слепой к недостаткам Рэли. Она сделала его капитаном своей лейб-гвардии, однако, желая успокоить Роберта, добавила, что более высокой должности Уортер не получит, ибо вспыльчив, сварлив и не вызывает особых симпатий у придворных.

Она вдруг поняла, как скверно обходилась все это время с Робертом. Когда после недолгого отсутствия он вернулся ко двору, Елизавета будто заново увидела его. И загрустила. Этот человек состарился у нее на службе. Его длинная борода почти целиком поседела, а голова, скрытая шотландской шапочкой, облысела. Роберт стал еще толще, отчего не застегивал камзол. В нем почти ничего не осталось от худощавого, подвижного и галантного мужчины, пленившего ее сердце в те горячие, безрассудные дни. Но пусть внешне он и изменился, внутри он оставался все тем же ее Робином, ее Глазами. Человеком, дороже которого у нее не было.