– Мы едем на войну, а не править Нидерландами.

Он надеялся, что Летиция прислушается к его словам. Та сразу поняла, откуда ветер дует, и, естественно, возмутилась. Характеры у нее и королевы были похожи, и взаимная ненависть тоже была похожа. Роберт вздыхал и в который раз твердил себе, как нелегко оказаться между двух воюющих женщин. Елизавета начисто утратила интерес к его приготовлениям, и все только потому, что вместе с ним ехала Летиция.

Наконец Роберт отплыл в Нидерланды, оставив заплаканную королеву. Но на голландской земле его ждало новое испытание. Благодарные голландцы решили устроить ему роскошную ознакомительную поездку по той части страны, что не была занята испанцами. А затем потребовали, чтобы он правил ими в должности генерал-губернатора.

Роберт представлял, какие молнии будет метать Елизавета, когда узнает. Их отсветы он увидит и на голландском берегу.

– Как они смеют! – бушевала Елизавета. – И как он смеет соглашаться?

Ее буквально шатало от злости. Советники давно не видели свою королеву такой разъяренной.

Елизавета написала письмо, где в самых язвительных выражениях отчитала Роберта за его «ребячье тщеславие».

«Ты опозорил меня перед всеми правителями! – заявляла она. – Единственное, что еще может убедить меня в твоей верности, это решительный и стойкий отказ от генерал-губернаторства. И берегись, если посмеешь нарушить мой приказ. За своеволие ответишь в полной мере».

Роберт с тяжелым сердцем читал ее слова. И раньше, и сейчас он верил, что действует только в интересах королевы. Елизавета отправила вместе с ним Уильяма Дэвисона, своего секретаря. Роберт убеждал Уильяма поехать в Англию и подробно разъяснить королеве все причины, побуждавшие его согласиться на генерал-губернаторство. Дэвисон тянул с возвращением, ссылаясь на плохую погоду. Роберт почти убедил себя, что Елизавета не возражает против этой должности. По правде говоря, он хотел стать генерал-губернатором, но ждал одобрения королевы. Почему-то он думал, что она будет рада.

Вместе с ее письмом он получил и письмо от Дэвисона. Секретарь сообщал, что королева не пожелала слушать никаких доводов. Она кричала на него, топала ногами и без конца повторяла, что ее опозорили. Такое с ней было впервые. Сколько Роберт помнил, Елизавета не торопилась обвинять человека, прежде не выслушав его. Должно быть, сказывалось его отсутствие и многочисленные заботы, свалившиеся на ее плечи. Уолсингем сообщал также, что говорить с королевой становится все труднее. Она не желает обсуждать никакие мало-мальски важные вопросы. Из письма Уорвика Роберт узнал, что ее гнев не только не уменьшился, но даже стал еще сильнее. Ему назло Елизавета задерживала отправку денег для выплаты жалованья солдатам.

– Самые сильные и болезненные удары королева всегда наносит по тем, кого она любит больше всех, – говорил Роберт своему пасынку, хотя сам чувствовал другое.

Советники очень боялись, что королева отзовет Роберта. Она, видите ли, не хотела давать испанцам повод думать, будто Англия «погрязла в разногласиях». Советники делали все мыслимое и немыслимое, только бы успокоить и умиротворить Елизавету. Убеждали, что лорд Лестер действует исключительно в ее интересах. Одуматься ее заставил приезд посланника от Роберта, сообщившего о болезни лорда Лестера.

– Он предложил уйти в отставку, но голландцы составили петицию вашему величеству, прося вас не принимать его отставки, – сказал королеве Бёрли. – Ваше величество, если уйдет лорд Лестер, вслед за ним и я подам в отставку.

Только крайние обстоятельства заставляли лорда-казначея ставить королеве ультиматум.

– Хорошо, пусть остается генерал-губернатором, – скрипя зубами, согласилась Елизавета. – Но он должен помнить: я не наделяла его всей полнотой власти в Нидерландах. Он по-прежнему находится в моем подчинении. Он мой подданный, а не правитель в истинном смысле слова.

Роберт облегченно вздохнул. Он был согласен на любые ее условия. Вскоре он получил письмо от Рэли и с громадной радостью прочел, что королева отзывалась о нем с похвалой. «Слава богу, королева пришла в умиротворенное состояние и вы опять стали ее милым Робином». Роберт усмехнулся. Он никак не ожидал узнать об этом от Уортера.

Англия находилась перед лицом трехсторонней угрозы. Нидерланды, где она воевала с испанцами. Испания, без устали добавлявшая корабли к своей Армаде. (Недавно папа римский благословил задуманное королем Филиппом вторжение в Англию.) Третьей стороной была Мария Стюарт, находившаяся в Чартли и плетущая оттуда нити нового заговора.

– Я знаю все, что происходит в моем королевстве, – заявила Елизавета испанскому послу.

И это было чистой правдой. Она готовила Марии западню и ждала, когда та туда попадет. О западне, помимо Елизаветы, знали всего несколько человек: Лестер, Уолсингем и его секретарь Томас Фелипс, весьма искусный по части криптографии. Еще одним знавшим был Джилберт Гиффорд – священник, лазутчик Марии, ставший агентом Уолсингема. Письма Марии тайно перехватывали и расшифровывали. Из них Елизавета узнала немало интересного. Так в одном письме Мария убеждала короля Филиппа как можно скорее вторгнуться в Англию. В другом раскрывались подробности католического мятежа, который должен был начаться одновременно с испанским вторжением. Благодаря разветвленной сети осведомителей Уолсингема он знал о каждом шаге заговорщиков.

След привел к идеалистически настроенному, но довольно глупому молодому католику по имени Энтони Бабингтон. Когда-то он был пажом Марии Стюарт и питал к ней нежные чувства. Теперь Бабингтон мечтал преподнести ей английскую корону и вместе с сообщниками замыслил убийство Елизаветы. Они были настолько самонадеянны, что даже заказали «для истории» свой групповой портрет. Затем Бабингтон написал Марии, прося ее одобрить их замысел и «трагическое устранение узурпаторши».

Затаив дыхание, Елизавета и Уолсингем ждали последующих шагов Марии.

– Если мы в зародыше подавим этот бунт, то сломаем хребет всем прочим поползновениям лишить вас власти, – заметил ей Уолсингем.

– Я целиком тебе верю, мой старый верный Мур, – улыбнулась Елизавета.

Вскоре осведомители перехватили ответ Марии. Она целиком одобряла задуманное Бабингтоном убийство Елизаветы. Фелипс расшифровал ее слова, неопровержимо доказывавшие ее вину, а в углу листа нарисовал виселицу. Весьма довольный неожиданной добавкой к тексту, Уолсингем понес его королеве.

Год назад парламент принял очень важный закон. Отныне каждый, кто был повинен в подготовке и осуществлении заговоров с целью свержения законной власти, подлежал суду и смертной казни. Закон не делал различий между имущественным положением виновных. Под него подпадали как англичане, так и иноземцы.

– Теперь мы можем начать действия против Марии? – спросил Уолсингем.

– Да, – ответила Елизавета.

Это зашло слишком далеко, чтобы проявлять снисходительность.