Теперь я начинала понимать, что идеальный образ Я невротика не только формирует у него ложное убеждение в своей ценности и своей значимости; он скорее похож на чудовище Франкенштейна, которое со временем пожирает все лучшие силы своего создателя. В конечном итоге он присваивает и влечение человека к саморазвитию. А это означает, что у человека больше нет мотивации реалистично подходить к своим проблемам, пытаться перерасти их и раскрыть заложенный потенциал; он сосредоточен теперь на воплощении в жизнь своего идеального Я. Новая цель включает не только компульсивное влечение ко всемирной славе через успех, власть и торжество, но и систему внутренней тирании, с помощью которой он хочет сотворить из себя нечто богоподобное; включает невротические требования и развитие невротической гордости.

Такое развитие первоначальной концепции идеального образа Я вызвало новые вопросы. Фокусируясь на отношении человека к себе, я поняла, что люди ненавидят и презирают себя с той же силой и с той же иррациональностью, с какой себя идеализируют. Некоторое время я не могла обнаружить связь между двумя этими крайностями. Но потом я увидела, что они не только взаимосвязаны, но являются двумя сторонами одного процесса. Это и определило главный тезис в первоначальных набросках этой книги: богоподобное существо обречено ненавидеть свое наличное существование. С осознанием этого процесса в его единстве терапия научилась затрагивать и эти обе крайности. Изменилось и определение невроза. Невроз теперь стал нарушением отношения к себе и другим людям.

Хотя этот тезис до некоторой степени оставался основным, в последующие годы он развивался в двух направлениях. Вопрос реального Я, всегда занимавший меня, как и многих других, снова вышел на первый план в моих размышлениях, и я постепенно смогла увидеть весь внутренний психологический процесс, начинающийся с самоидеализации, как рост отчуждения от себя. И что более важно, я поняла, что окончательный анализ нам открывает, как ненависть к себе направлена против реального Я. Возьму на себя смелость назвать конфликт между гордыней и реальным Я центральным внутренним конфликтом. Таким образом, концепция невротического конфликта расширила свои рамки. Я определила его как конфликт между двумя несовместимыми компульсивными влечениями. Но работая по этой концепции, я стала видеть, что это не единственный вид невротического конфликта. Центральный внутренний конфликт – это конфликт между конструктивными силами реального Я и разрушительными силами гордыни, между здоровым ростом и влечением воплотить в жизнь идеальное Я. Следовательно, терапия стала настоящим подспорьем в самореализации. Клиническая работа всей нашей группы подтвердила справедливость вышеизложенного представления о внутрипсихических процессах.

Мы смогли расширить свои знания по мере того, как в работе переходили от общего к частным вопросам. Мой интерес «переориентировался» на различные виды невроза и невротической личности. Сперва они казались различиями в степени индивидуального осознания или в степени доступности того или иного аспекта внутреннего процесса. Однако со временем я поняла, что они являются результатом различия между псевдорешениями внутрипсихических конфликтов. Эти решения предоставляли новую основу для выделения различных типов невротической личности.

Когда приходишь к определенным теоретическим формулировкам, возникает желание сравнить их с формулировками других профессионалов, работающих в той же области. Как они видели эти проблемы? Наше время и силы слишком ограниченны, чтобы и работать продуктивно, и читать добросовестно, по этой простой, но неумолимой причине я всего лишь укажу на сходство и различия с концепциями Фрейда в данной области. Но даже и такую облегченную задачу, оказывается, решить очень трудно. Сравнивая отдельные концепции, вряд ли возможно отдать должное тонкости мысли, которая привела Фрейда к определенным теориям. Более того, с философской точки зрения некорректно сравнивать отдельные, вырванные из контекста концепции. Следовательно, бесполезно учитывать какие-то детали, хотя именно в интерпретации деталей различия особенно очевидны.

Когда я изучила факторы, участвующие в погоне за славой, меня охватили те же чувства, что и раньше, когда я пускалась в путешествие по сравнительно новым областям: я была в восхищении от наблюдательности Фрейда. Еще более впечатляет, что он был пионером в научной работе в неисследованных областях и работал под давлением теоретических предрассудков. Есть только несколько аспектов, которые он не увидел или счел неважными. Один из них я описала как невротические требования[87].

Конечно, Фрейд видел, что многие невротические пациенты склонны ожидать невероятно многого от других. Он также видел, насколько эти ожидания могут быть настойчивыми. Но, видя в них выражение орального либидо, он не признавал за ними особого характера «требований», то есть претензий на осуществление того, на что вроде бы «есть право»[88]. Не видел он и той ключевой роли, которую «права» играют при неврозах. Также, употребляя слово «гордость» в том или ином контексте, Фрейд не до конца понимал особых свойств и последствий невротической гордости. Но зато он прекрасно видел и веру в волшебные силы, и фантазии о всемогуществе, и ослепленность собой или своим «идеальным эго» – самовозвеличивание, прославление своих ограничений и т. п.; компульсивную соревновательность и амбициозность; потребность во власти, совершенстве, восхищении, признании.

Фрейд наблюдал эти многосложные факторы, но они так и оставались для него разрозненными, не связанными между собой. Он не увидел, что они – проявления одного мощного течения. Другими словами, он не увидел единства в многообразии.

Три основные причины помешали Фрейду признать силу влечения к славе и его значение для невротического процесса. Во-первых, он не рассматривал серьезно влияние культурных условий на формирование характера человека – этот пробел у него был общим с большинством европейских ученых того времени[89]. Для нас интересно, что впоследствии Фрейд принял стремление к престижу и успеху, которое он наблюдал повсеместно вокруг себя, за универсальное, общечеловеческое свойство. Следовательно, компульсивное влечение, например к превосходству, власти или торжеству, не вошло в список проблем для изучения, за исключением тех случаев, когда такое честолюбие не укладывалось в заданные рамки того, что считалось «нормальным». Фрейд видел его проблемность, только когда оно принимало очевидно искаженные формы или когда оно, проявляясь у женщин, не совпадало с общепринятыми рамками «женственности».

Neurose». 1931).

Другая причина – это принцип Фрейда объяснять невротические влечения как либидинозные феномены. Таким образом, самопрославление становится выражением либидинозного ослепления собой. (Человек переоценивает себя так же, как он мог бы переоценивать другой «объект любви». Честолюбивая женщина на самом деле страдает от «зависти к пенису». Потребность в восхищении – это потребность в «нарциссическом подкреплении» и т. д.) В результате теоретический и терапевтический интерес направлен на особенности сексуальной жизни в прошлом и настоящем (то есть на либидинозное отношение к себе и другим), а не на особые качества, функции и результаты