что не может заплатить вам и Льву 50 т.; Лев также, потому что нуждается в деньгах: остаетесь вы. Если же и вы не хотите, то придется продать имение в чужие руки. Покупщики найдутся, – я ручаюсь; для них можно даже возвысить цену до 70 т. – Объявление об этом должно немедля сделать в газетах: для объявления вы в этом письме имеете все данные. Ожидаю от вас ответа решительного, а пуще всего, безотлагательного».

Неладно было и в Болдино, и Кистеневе, Павлищев писал Пушкину еще в январе 1835 г.: «Зная довольно хорошо домашние дела Сергея Львовича, я не могу хладнокровно подумать о намерении вашем отказаться от управления имением. Отказываясь от управления, вы оставляете имение на произвол судьбы, отдаете его в руки Михайла, который разорял, грабил его двенадцать лет сряду; чего же ожидать теперь? – первой недоимки, – продажи с молотка, и может быть зрелища, как крепостные покупают имения у своих господ. Я не говорю, чтобы Михайло купил его, – нет; но уверен, что он в состоянии купить».

Позже он пишет: «Позволять себя обкрадывать, как Сергей Львович, ни на что не похоже. Вы говорили, помнится мне, однажды, что в Болдине земли мало, и запашка не велика. А знаете ли, как мала она? 225 четвертей одной ржи, т. е. вдесятеро больше против здешнего (это начитал я нечаянно в одном из писем Михайлы к батюшке, заброшенных здесь в столе). Обыкновенный урожай там сам 10; по этому в продаже должно быть одной ржи до 2000 четвертей, на 25 т. рублей. Каково ж было раздолье Михайле? ну, уж право не грешно взять с него выкупу тысяч 50: он один стоит Михайловского, также им ограбленного».

Единственным способом спасти имения было ехать туда, взяв с собой жену и отца и брать управление в свои руки, но при этом никто не мог гарантировать, что такие меры увенчаются успехом. У Пушкина совсем не было нужного опыта, а живи он вне столицы – и его литературные доходы, и без того совсем небольшие, сразу же упали бы. Александр Сергеевич все понимал, но не мог найти выхода.

Мать умерла, отец не здоров, а теперь и любимая сестра Ольга, «подруга весны моей златой», тяжело больна. Ее муж пишет: «Здоровье ее день ото дня хуже; кашель не перестает, а к кашлю присоединились еще какие-то лихорадочные припадки. Против воли ее посылал я за доктором, который и приезжал; но она не приняла и не принимает его лекарства; о докторе и слышать не хочет. – Я в мучительном положении; попытаюсь еще раз призвать доктора, а там одна надежда на бога!»

Но в жизни, даже самой трудной и непредсказуемой, всегда бывают минуты радости, а Пушкин, как никто, умел ловить и ценить такие моменты.

В сентябре 1832 г. он пишет жене: «Какая ты умненькая, какая ты миленькая! какое длинное письмо! как оно дельно! благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе».

В другом письме, написанном через пару дней, пересказывает новости и вдруг пишет: «Прощай. Кто-то ко мне входит. Фальшивая тревога; Ипполит принес мне кофей». Снова принимается обсуждать московских знакомых, а потом: «Опять тревога – Муханов прислал мне разносчика с пастилою». О пастиле мы уже как-то беседовали. Но на этот раз я, пожалуй, приведу классический рецепт этого лакомства.

Пастила яблочная

Для делания пастилы яблочной вообще способнее яблоки, имеющие тело белое и пухлявое, малосочные. Взять яблоков квасных, не очень сочных; испечь оные в печном вольном духе, так чтоб не пригорели и цвету своего не потеряли; после чего протереть сквозь сито, для отделения кожи и семенников; бить долго в липовой кадочке. Подбавить к сему очищенного меду чтоб тесто сделалось сладко и взбивать пока тесто побелеет и сделается пухло. Между тем иметь в готовности пяльцы с туго натянутою холстиною, валить на оную взбитое тесто, расправить деревянною ложкою, и на подкадках поставить засыхать в вольный печной дух. Ежели намазанной слой в один раз не поспеет то поставить в печь на другой день. Если же с одного раза поспеет, то перевернуть на другой бок, а когда пропечется, наливать на первой слой еще взбитого теста. Таковым образом продолжать накладывать слои до такой толщины, каковую настилу иметь кто желает. Все искусство состоит в том, чтобы яблоки не перепустить, не поставить в печь слишком жаркую; от чего пастила утратит белизну свою и выйдет красно-желтою.

Делание яблочной пастилы другим способом

Взяв самых спелых квасных яблок, испечь в печи на вольном духу, и облупя с них кожу, вынуть семенники.

Тело растереть ложкою пропустишь сквозь частое сито и взбивать протертое с сахаром мелким пока тесто побелеет и сделается как пена. Тогда разлить в предуготовленные плоские ящики, сделанные из тоненьких дощечек, и засушивать на самом вольном печном духу; потом наливать другой слой, а сверху посыпать мелко толченым сахаром и опять ставить в печь, пока засохнет. Если надобно, чтобы пастила была пышна, то при взбивании яблоков должно прибавить немного взбитых в пену яичных белков. Такими образом делается пастила Коломенская и Особогородская.

3

Хозяева петербургских и московских домов соревновались, кто более изысканно и оригинально примет и попотчует гостей. Александра Осиповна Смирнова-Россет вспоминает: «У Потоцкого были балы и вечера… На его вечерах были des huissiers[146] со шпагами, официантов можно было принять за светских франтов, ливрейные были только в большой прихожей, омеблированной как салон: было зеркало, стояли кресла и каждая шуба под номером. Все это на английскую ногу. Пушкин всегда был приглашен на эти вечера и говорил, что любителям счастья, все подавали en fait de