Согреваемая жаркими лучами солнца, Роуан пролежала на ковре,должно быть, около часа. Она стыдилась своего одиночества. Стыдилась того, чтопозволила себе так страдать и стать жертвой душевных мучений. До смерти Эллиона была такой счастливой, такой беззаботной, преданной исключительно своейработе и покидала этот дом, чтобы вернуться в полной уверенности, что еевстретят с теплом и заботой, а в ответ дарила свою любовь и привязанность.

Потом Роуан вспомнила о Майкле и вдруг поняла, как сильнопривязалась к нему, как отчаянно нуждается в его присутствии. Столь явнаязависимость от этого человека окончательно повергла ее в уныние.

Совсем непростительно, что ночью она столь настойчивопыталась дозвониться до него и рассказать о призраке. Непростительна и еетеперешняя беспредельная тоска по Майклу. Роуан начала постепенноуспокаиваться. И тут же ей пришло в голову странное совпадение: прошлой ночьюпоявился призрак и тогда же умерла ее мать.

Роуан села, скрестив ноги, и попыталась вспомнить всеподробности ночного происшествия… Буквально перед самым появлениемтаинственного призрака она взглянула на часы.

Было пять минут четвертого. Но ведь эта жуткая особасказала, что мать умерла в пять минут шестого…

Точно, минута в минуту, учитывая два часа разницы во временис Новым Орлеаном. Что за дьявольское совпадение? Невероятное предположение овозможной связи между двумя ночными событиями поставило Роуан в тупик.

Конечно, если бы ей явилась мать, это было бы восхитительно,неправдоподобно прекрасно. Такая встреча могла стать незабываемой, едва ли несвященной, одним из тех сакраментальных моментов, о которых помнят до концасвоих дней и в описании которых вполне уместно использовать столь хорошо всемизвестные звучные словесные штампы: «поворотный момент в жизни», «чудо»,«прекрасное видение»… Откровенно говоря, невозможно найти слова, способныевыразить прелесть и очарование подобного события. Но ей явилась не женщина, амужчина – совершенно незнакомый, весьма странный и изысканно элегантный.

Воспоминание о таинственном посетителе, воспоминание обумоляющем выражении его лица вновь всколыхнуло в Роуан все тревоги минувшейночи. Она повернулась и беспокойно взглянула на стеклянную стену. Ничегонеобычного, кроме бездонного голубого неба над дальними холмами и искрящейсяводной глади залива.

Размышляя над этой загадкой, перебирая в уме все известныеей мифы и легенды, связанные с призраками, Роуан неожиданно для себя совершенноуспокоилась и вновь обрела способность к холодной рассудительности. Ноненадолго.

Кем бы ни было это туманное, бестелесное существо, всравнении со смертью матери его появление представлялось Роуан чем-томалозначительным. Сейчас она должна думать об отъезде, а не валяться на ковре ипонапрасну тратить драгоценное время.

Роуан вскочила на ноги, торопливо направилась к телефону инабрала домашний номер доктора Ларкина.

– Ларк, я должна уехать, – объяснила она. –Срочно. Дело не терпит отлагательства. Как насчет того, чтобы Слэттери менязаменил?

Голос ее звучал спокойно и ровно, совсем как у прежнейРоуан. Но хладнокровие было обманчивым Разговаривая с Ларком, она вновь бросилавзгляд на пустое пространство террасы, где ночью стоял высокий, стройный,элегантный незнакомец, и вновь увидела его темные глаза, неотрывно смотрящиепрямо на нее. Она с трудом улавливала смысл того, что говорил в тот моментЛарк.

«Нет, это чертово существо вовсе не плод моей фантазии!» –подумала она.

Поездка до резиденции Таламаски – убежища, как называл ееЛайтнер, – заняла менее полутора часов. Только когда до усадьбы оставалосьнесколько миль, лимузин свернул с монотонной ленты федерального шоссе наприбрежную дорогу.

Целиком поглощенный беседой с Эроном, Майкл практически необращал внимания на окрестный пейзаж.

К тому времени, когда они прибыли на место, Майкл обрелвполне ясное представление о том, что представляет собой Таламаска, и твердопообещал Лайтнеру сохранить в тайне все, что станет ему известно послепрочтения досье. У него сложилось весьма благоприятное впечатление об ордене;ему нравились благородные и учтивые манеры Лайтнера, сдержанность в изложениисобытий, присущая Эрону культура речи. Не единожды во время разговора Майклловил себя на мысли, что с радостью вступил бы в ряды членов Таламаски, не будьон столь намертво привязан к своей цели.

Но конечно, думать так просто глупо, ибо именно послепадения в воду он обрел ощущение своего предназначения и экстрасенсорныеспособности, которые, собственно, заинтересовали и привели к нему Таламаску.

Еще Майкл чувствовал, что его любовь к Роуан – а в том, чтоэто любовь, у него не осталось ни малейших сомнений – неизмеримо усилилась исуществовала совершенно отдельно и независимо от его видения, хотя Роуан,несомненно, являлась неотъемлемой частью этого видения.

Уже почти возле самых ворот усадьбы Майкл попыталсяобъяснить это Эрону:

– Все, о чем вы рассказывали, звучит на удивлениезнакомо. У меня возникает смутное ощущение узнавания, точно такое же, какое яиспытал прошлым вечером, когда увидел дом. Разумеется, вы понимаете, что ещенедавно я ничего о Таламаске не знал, а следовательно, ни о каком «знакомстве»не может быть и речи. Невозможно предположить, что где-то когда-то я что-тослышал о вас, но впоследствии забыл. Остается допустить лишь одно: они рассказалимне об этом там, за порогом смерти. Но сейчас я хочу подчеркнуть вот что:чувство к Роуан не ощущается мною как нечто знакомое. Оно не былопредопределено заранее. Это чувство возникло неожиданно, вопреки предначертанию,и в моем сознании каким-то образом связано с протестом. Там, в Тайбуроне, когдамы завтракали в ее доме, я бросил взгляд в окно, на раскинувшийся за ним водныйпростор, и демонстративно, вызывающе заявил этим существам, что происходящеемежду мной и Роуан весьма важно и существенно для меня.

Эрон с неизменным вниманием выслушал его слова.

За время, проведенное в тесном общении, они успели лучшеузнать друг друга, и установившиеся между ними непринужденные отношения, какказалось Майклу, воспринимались обоими как вполне естественные.

С момента отъезда из Нового Орлеана Майкл пил только кофе инамеревался продолжать в том же духе, по крайней мере до тех пор, пока непрочтет все документы, обещанные Эроном.

Признаться, он устал от лимузина, от комфортабельной поездкипо болотистой местности, от однообразного пейзажа за окнами машины. Емухотелось глотнуть свежего воздуха.