невидимым яблочком и сам делаешься таким же. Прозрачным, как воздух!

И он размечтался: сможет, например, войти в покои ее принца… крепенько — чтоб слезы брызнули! — взять его за нос и сказать пару ласковых… Но она тут же вскрикнула, что это глупо, что она просит его не делать таких вещей! У нее, например, совершенно другие мысли по поводу его изобретения!..

Без обратного билета

Сперва она пробовала отговорить мальчишку. Но он был грустен и тверд. Он решил: только так и будет… Самый чистый способ. (О чем толковать, думал он, какие питать надежды, если ей больно от всякого резкого слова про принца-предателя… от угрозы всего лишь нос ему защемить!)

И вдруг Золушка стала просовывать сквозь прутья второе яблоко.

Оказалось, что ее тоже соблазняет такой чистый способ.

Да-да, невидимость — просто спасение для нее… ведь, если хорошенько подумать, ей просто некуда идти после всего, что случилось. Домой? Но достаточно представить себе, каким градом насмешек встретят мачеха и сестры разжалованную, опозоренную принцессу в отставке!

Нет-нет, ей надо вот именно «в другое измерение» — какая радость, что он знает дорогу туда! И дело не только в нынешней ее бесприютности, не только в стыде (стыд был и за Лариэля тоже, не за себя одну…). Да, Лариэль не оказался принцем с головы до ног… И все-таки, все-таки… (Ужасно трудно было Золушке объяснять это!) Если договаривать до конца, она завидует мертвой голове оленя в кабинете принца: этот олень может видеть, как Лариэль ходит там, как читает и пишет, как задумывается… Впрочем, знать об этом никому не следует…

Суть же, голая и простая суть, — в том, что она умоляет Жан-Поля взять ее с собой!

Он растерялся. Хотя и допускал он и верил, что причины у нее уважительные, но… Нет, дело обстояло вовсе не так просто, как она вообразила себе.

Главная трудность — он знал, как перескочить в то измерение, но решительно не знал обратной дороги… Забыл, начисто забыл ту формулу, которая позволяла вернуть себе видимый образ… Помнил главу из Книги, где производился вывод злосчастной этой формулы… но не смысл, к сожалению, не логику помнил, а как она выглядела, та глава. Она вся была из сплошных уравнений… Вывод той формулы занимал 21 (двадцать одну) страницу! Без понятия о том, как она выводится, можно было умять целый мешок яблок, хоть обычных, хоть основательно заколдованных, но с места не сдвинуться, остаться там, не имея даже шансов вернуться сюда и снова стать таким, как все нормальные люди… Так было ли у Жан-Поля право брать с собой Золушку без билета в обратную сторону, без ясной надежды приобрести такой билет?

— Ты вспомнишь. Ты выведешь. Ты способный! — повторяла она, не отпуская его руку и сжимая его пальцы на втором яблоке, которое всучила ему насильно.

Он способный! Откуда ей знать? Сознаваться ли сейчас, что у него вечная тройка по геометрии? Если б не это, у него уже был бы диплом; он мог бы уже полгода носить звание настоящего, дипломированного чародея! Но с тройками волшебникам не выдают диплома, и он — все еще стажер, ученик, как бы персона, фигуры не имеющая, на птичьих правах в своей профессии, ни то ни се… Вывести самому — то есть родить из головы нескончаемую паучью цепь формул — страшненьких, двух- и трехэтажных! — цепь, растянутую там на двадцать одну страницу?! Да легче, наверно, квадратуру круга построить с циркулем и линейкой, хотя он и не пробовал. А еще легче представить себе, что они оба так и останутся невидимками навсегда… Сам Жан-Поль — пусть, ладно, но и Золушка тоже!

И он отказывался наотрез. Упирался, сколько мог. Золушка взяла его за воротник курточки и притянула к самой решетке. Вплотную приблизила к его лицу свое — лучистое, заплаканное, несравненное…

— Не запугивай ни меня, ни себя! — сказала она тихо. — Я прошу, я очень тебя прошу… Ну придвинься еще чуток… — Она поцеловала Жан-Поля! — Я вот как тебя прошу!

Вы смогли бы устоять на его месте? Он не сумел.

— Ну что, что ты наделала… зачем?! Теперь у меня вся геометрия в голове раскиснет… — пробормотал Жан-Поль, но слова и самый тон означали капитуляцию. Теперь и ей предстояло угощаться заколдованным яблоком, которое начнет исчезать еще до первого укуса… а за ним и она сама…

* * *

Перед тем, как растаять…

Не будем рассказывать, как это все проделывалось, из каких моментов состояла эта Волшебно-геометрическая процедура. Дело в том, что перед Гиперболическим Пространством сам автор чувствует себя обыкновеннейшим бараном перед новенькими воротами… Хоть убейте, не знает автор, где там единственная гипербола проходит и как изловчиться, чтобы ей, этой «кривульке», была «ортогональна» полоска света из-под тюремной двери. Дело в том, что троечник Жан-Поль по сравнению с автором был Леонард Эйлер или Николай Лобачевский, величайший то есть математик! Как же описывать то, в чем ты — ни бум-бум? Интересно: а что вы сами думали о волшебниках? До этой главы? (Понятно, что не о рыночных факирах, не о балаганных колдунах я спрашиваю — берем настоящий уровень, не ниже того, на котором эта профессия представлена в нашей повести!) Вы думали, вся их сила сверхъестественная — в той палочке? Что они могут быть невеждами, а вооруженные этой штукой — делаются мудрецами? Без труда? Вздыхаю и прошу прощения, но решительно отбираю у вас эту легкомысленную надежду! Гляньте-ка еще раз на две строчки формул в начале этой главы… Их, напомню, писал чародей-троечник!

…Но довольно болтать — минуты оставались, всего лишь несколько минут до ухода в другое измерение, когда Золушка спохватилась: кое-кто на нее надеется… ждет помощи от нее.

— Стоп, — сказала она. — Ты ведь здорово набедокурил, когда тебя во дворец не пускали… Было, правда же? Собираешься загладить это, исправить? Я сама видела гусиную лапу у одного министра… А еще двоих ты склеил спинами, говорят… Ну за что?

— Слушай-ка… твоя доброта — она имеет границы или нет? — Жан-Поль глядел на нее изумленно. — Неужели тебе неохота насолить всей компании, всем этим шакалам и гиенам? За то, как они обошлись с тобой?!

Она слабо покачала головой: нет, не было у нее такой охоты. Ей надо было покинуть свой земной и телесный образ, непременно зная, что никаким злом, ни большим, ни малым, она не наследила тут, на земле… Вдруг поняв это безо всяких ее объяснений, начинающий волшебник кашлянул смущенно, отвел глаза и язвительно сказал сам себе