Джейк перевернул другую страницу. За его спиной зашумела вода. Служебная записка с просьбой перевода в Пенемюнде некоего доктора Ягера — доказательство, что он был там, копию в архивы, улики для Берни. Просто бумаги. Кто остался нескомпрометированным? Пили бренди в Крансберге, ждали визы. Но что знал Талли? Он вдруг впервые понял — на это намекал и Гюнтер, — что фактически никто, кроме профессора Брандта, документов не видел. Талли, очевидно, покинул центр в таком же разочаровании, что и Джейк. Проделать такой путь в Берлин и ничего не найти.

— Вот и Эмиль, — сказал он, переворачивая страницу, заполненную цифрами.

— Да, — произнес профессор Брандт над его плечом, — расчеты. Расчеты. — Он пошаркал обратно к своему стулу.

— Но чего? Что это? — Джейк показал на ряд цифр.

— Калории, — тихо сказал профессор Брандт, даже не взглянув, с документом он явно был знаком.

— Тысяча сто, — сказал Джейк, удивляясь появлению математических выкладок. — Это калории? — Он оглянулся на старика. — Объясните.

Профессор Брандт отпил воды.

— В день. Сколько проживет человек на 1100 калорий в день? В зависимости от первоначального веса тела. Видите, там ряд слева. Если он падает — скажем, до девятисот — показатели в среднем составляют шестьдесят. Шестьдесят дней — два месяца. Но это, конечно, не точно. Переменные не в цифрах. В людях. Одни дольше, другие быстрей. Они умирают с собственной скоростью. Но среднее значение знать нужно. Можно рассчитать, сколько калорий потребуется для продления жизни, скажем, еще на месяц. Но они никогда не продляли. Работа в первый месяц, до того, как они ослабнут, была фактически более продуктивной любого продления. Это видно из таблицы внизу. Не было смысла держать их в живых, если только они не были специалистами. Цифры доказывают это. — Он поднял взгляд. — Он был прав. Расчеты я проверил. На второй странице показано, насколько нужно увеличивать рацион для квалифицированных рабочих. Знаете, я думаю, что с помощью этих расчетов он хотел убедить их выдавать больше еды, но я не уверен. Другие умирали по формуле. Величина средняя, но точная. Он основывался на фактических показателях предыдущего месяца. Нетрудная задача.

Он помолчал, отпил воды, затем продолжил — учитель, расписывающий длинное доказательство на школьной доске.

— Остальные такие же. Простые. Время на сборку. Агрегатов за двадцать четыре часа. Не смотрите, я все помню. Оптимальное количество рабочих на конвейере. Иногда их оказывалось слишком много. Сборочные работы усложнялись — лучше иметь одну пару квалифицированных рук, чем троих рабочих, которые не понимают, что делают. Он где-то доказывает это. Можно подумать, что в этом есть практический смысл, но им явно нравилось видеть это. В цифрах. Вот над этими проблемами они и заставляли его работать.

Джейк молча смотрел на бумаги, давая профессору Брандту время сделать последний глоток воды и взять себя в руки.

— Он, очевидно, занимался и другой работой, не только этой.

— Да, конечно. Технически это большое достижение. Сами можете видеть. Математика, инженерные расчеты. Каждый немец может гордиться. — Он покачал головой. — Мечты о космосе. Вот им цена. Тысяча сто калорий в день.

Джейк пролистал остальные бумаги, затем закрыл папку и уставился на нее. Не только Эмиль, почти вся команда.

— Вы удивлены? — спокойно спросил профессор Брандт. — Ваш старый друг?

Джейк ничего не сказал. Только цифры на бумаге. Наконец он поднял глаза на профессора Брандта. Простой, неуместный вопрос.

— Что со всеми случилось?

— Вы хотите это знать? — спросил профессора Брандт, кивнул, а затем помолчал. — Не знаю. Я тоже задавал этот вопрос. Кто были эти дети? Наши дети? И каков мой ответ? Я не знаю. — Он отвел взгляд и посмотрел на забитые книгами полки. — Всю свою жизнь я думал, что наука — что-то отдельное. Все остальное — ложь, но не она. Цифры — это так прекрасно. Всегда истинные. Если вы их понимаете, они объясняют мир. Так я думал. — Он снова посмотрел на Джейка. — Не знаю, — с трудом выдохнул он. — Они испоганили даже цифры. Сейчас те ничего уже не объясняют. — Он протянул руку и взял папку. — Вы сказали, что были его другом. Что будете делать с этим?

— Вы — его отец. Вы бы что сделали?

Профессор Брандт поднес папку к груди, и Джейк непроизвольно протянул руку. Несколько листков, единственное доказательство для Берни.

— Не волнуйтесь, — сказал профессор Брандт. — Только… я хочу, чтобы вы их забрали. Если я с ним снова увижусь, я не хочу говорить, что я их отдал. Вы их забрали.

Джейк схватил папку и решительно вырвал ее из рук старика.

— Для вас это важно?

— Не знаю. Но я смогу сказать, что не предавал ни его самого, ни его друзей. Я смогу это сказать.

— Хорошо, — Джейк помедлил. — Знаете, это как раз то, что надо.

— Да, то, что надо, — сказал профессор Брандт едва слышно.

Он выпрямился, приосанился, потом отошел в тень, снова превратившись в голос.

— А Лине вы скажете? Что это не я? — Он помолчал. — Если она перестанет приходить… у меня ведь больше никого нет.

Ему не пришлось ей ничего говорить. Она спала на кровати, одетая, рядом с ребенком. Он закрыл дверь и опустился на продавленную кушетку, чтобы еще раз просмотреть документы, удрученный еще сильнее, чем прежде. Теперь времени будет достаточно, чтобы наполнить картину зловещими подробностями, каждая из которых своего рода обвинение. Они имеют ценность для Берни, но для кого еще? Их ли планировал продать Талли? Но зачем они понадобились Сикорскому? Ответ прост — они ему без надобности, ему нужны были ученые, вовсю торгующиеся с Бреймером, а каждая страница в папке — перст указующий на то, что, по их мнению, исчезло. Ценная для них информация.

Он лежал, прикрыв глаза рукой и размышляя о Талли, о его торговле персилшайнами до Крансберга, о продаже документов об освобождении в Бенсхайме — иногда по второму разу. Мошенники придерживались схемы: то, что сработало один раз, сработает и во второй. А эти документы были еще лучше, чем персилшайны, ценная вещь, почти билет. Может, и происходили прискорбные вещи, но все сводилось к бумагам, за которые стоило заплатить.

Когда он проснулся, уже рассвело, Лина сидела за столом и смотрела прямо перед собой, перед ней лежала закрытая папка.

— Прочитала? — спросил он, садясь на кушетке.

— Да. — Она оттолкнула папку. — Ты делал заметки. Будешь писать об этом?

— Это моменты, которые надо уточнить в Центре документации. Проверить, все ли совпадает.

— Проверить для кого? — сказала она безучастно и встала. — Кофе будешь?

Он наблюдал, как она зажгла газ, насыпала кофе, выполняя обычный утренний ритуал, как будто ничего и не произошло.

— Ты там все поняла? Я могу пояснить.

— Не надо ничего пояснять. Я не хочу знать.