Раппопорта, Павловского и других. Интересы польской революции в целом требуют устранения намечающейся конкуренции распределения поляков. Для этой цели Цека и назначил под моим председательством свое Польбюро. Думаю, что Ваше участие в работах Польбюро при постоянной связи устранит это зло»[725].

В другой телеграмме от 18 августа Дзержинский просил Герсона сообщить Склянскому, что, по сведениям прибывшего из Парижа, по всей Франции происходит мобилизация русских и поляков до 35-летнего возраста. Русских срочно направляют к Врангелю, а поляков собирают и направляют полками морем в Данциг. Второго августа к Врангелю направлены четыре тысячи. Так как мобилизовывали поголовно [всех], среди высылаемых часть выражала недовольство. Многие бегут в Германию, особенно евреи»[726].

Во время июльско-августовского наступления Красной армии было взято много пленных. В письме в ВЧК Дзержинский предложил при допросах военнопленных в армейских особых отделах обращать «сугубое внимание на политическую сторону, памятуя, что каждый военнопленный с первым шагом на советской территории должен почувствовать, что он имеет дело не с национальным врагом, а с товарищем рабочим, освободившим его из-под панского гнета…». Еще 26 июня 1920 г. поручил И.К. Ксенофонтову «издать циркуляр, чтобы ГЧК не брали в лагеря поляков и других в качестве заложников, должны их брать в качестве заподозренных в содействии воюющих с нами (по шпионажу, саботажу, взрывам и т.д.)». Он разъяснил, что понятие «заложник» имеет в себе «элемент наказания невиновных за преступление не пойманных сородичей», а это дает повод для серьезной агитации против нас, поэтому мы «из своих анкет, бумаг etc категорию «заложников» должны исключить и ввести термин «заподозренных». Этот термин будет отвечать действительности»[727].

Дзержинский обратил внимание И.К. Ксенофонтова на важность политической обработки польских военнопленных – «это дело мирового значения. Необходимо: во-первых, кроме отделения рабочих и крестьян от дворян, интеллигенции и офицерства поставить внутреннюю разведку в самих лагерях; во-вторых, в самом лагере вести коммунистическую пропаганду и оказать им свою заботу о них для того, чтобы пленные, вернувшись в Польшу, были нашими; в-третьих, дать возможность спропагандированным сбежать из лагеря и вернуться в Польшу и, в-четвертых, найти среди них агентов для разоблачения шпионажа польского. Необходимо под видом сбежавшего из плена посылать наших агентов ксендзам и др. подозрительным полякам»[728].

Вполне понятно, что такое обращение с военнопленными преследовало сугубо политические цели и отвечало интересам ведомства безопасности. Ведь советское руководство мечтало о мировой пролетарской революции, и Польша, как и Германия, были теми странами, где это должно было произойти прежде всего. Можно понять председателя ВЧК, а чем объяснить нынешним руководителям Польши, постоянно напоминающим России о катынски расстрелах, уничтожение в польских лагерях от 60 до 80 тысяч советских военнопленных? В своем большинстве они были казнены без суда и следствия или заморены голодом. Только в одном лагере Тухоль погибло 22 тысячи пленных красноармейцев[729].

15 августа 1920 г. Дзержинский просил Герсона сообщить Карахану о необходимости направить телеграмму в Берлин, чтобы послать заключенным в Познани польским коммунистам деньги и предпринять «меры по освобождению за деньги или иначе»[730]. В тот же день он отдал распоряжение Герсону поддерживать с ним связь через этот город и постоянно сообщать сводки о состоянии тыла. Он выразил беспокойство тем, что А.И. Рыков не ответил на его просьбу от 5 августа о присылке русских инструкторов и организаторов белостокской текстильной, кожевенной, химической промышленности и по топливу из Главного лесного комитета. А также сообщил о переговорах относительно польских заложников и об аресте епископов Лещинского и Михалькевича – «ничего не знаем. Должно быть, недоразумение. Узнаем и сообщим Вам», и просить Данилова и начальника Всероссийского Главного военного штаба ускорить выполнение решения о пополнении на 24 тыс. человек ВОХР. «Войска внутренней службы надо пополнять и не сокращать, а расширять работу и заботу. Мной получена телеграмма, что из Ярославского местного полка 7 августа отправляется на ст. Молодечно наряду с Всеросглавштаба 600 красноармейцев. Сообщите назначение отряда…»[731]

Планам Дзержинского, связанным с выходом на границу с Германией и превращением Польши в одну из советских республик, не было суждено воплотиться в жизнь. Попытка командования Западного фронта взять Варшаву с ходу провалилась.16 августа белопольские войска нанесли мощный контрудар, прорвали фронт Красной армии и перешли в наступление. 17 августа 1920 г. Польревком вместо Варшавы возвратился в Белосток.

19 августа Ф.Э. Дзержинский отдал ряд распоряжений В.Л. Герсону. Некоторые из них были запоздалыми. Например, «сообщить В.Р. Менжинскому о том, что им подтверждено назначение начальника особого отдела и его заместителя Первой конной армии, приостановить огульное выселение поляков из пределов Западного фронта, а выселять только заподозренных, узнать у С.М. Буденного, взят ли в плен Минкевич – «это крупная фигура для белополяков», сообщить Я.С. Ганецкому, открываются широкие возможности крупного товарообмена с Германий и покупки на валюту и николаевские»[732].

26 августа 1920 г. Дзержинский телеграфировал Герсону и начальнику штаба Дрыбину о том, что остается до выяснения положения в Минске, и просил привезти дела ВЧК, Особого отдела и Корнева, требовавшие его решения, а также сообщил, что им получены два миллиона по запросу Э. Прухняка, о прибытии автомобилей и другое[733].

Повседневно занимаясь польскими делами, Дзержинский уделял внимание борьбе с контрреволюцией и в других районах страны. В середине августа ему стало известно из шифровки заместителя председателя РВС Кавказской трудовой армии А.Г. Белобородова о борьбе с белогвардейским десантом на Кубани. Десант был высажен Врангелем при поддержке Антанты, чтобы отрезать от Советской республики один из самых хлебородных районов страны и поднять там восстание.

Надо иметь в виду, что разведка белогвардейцев ещё с июля 1920 г. изучала возможность высадки белогвардейского десанта в окрестностях Одессы. Однако меры врангелевских спецслужб были вскрыты армейскими чекистами. Агентура Особого отдела ВЧК Кавказского фронта проникла в штаб Русской армии, выявила планы белогвардейского командования и вскрыла агентурные сети на Кубани, в Ростове-на-Дону и Новочеркасске[734].

Красное командование при помощи чекистов хорошо знало и планы белых по подготовке десантной операции на Кубани. И для него не была неожиданностью начавшаяся 12 августа 1920 г. высадка отряда белых под командованием генерала С.Г. Улагая.

Не ранее 28 августа 1920 г. В.И. Ленин писал:

«Тов. Дзержинский! Прилагаю шифровку т. Белобородова.

Опасность, по-моему, громадная.

Предлагаю:

от Политбюро принять директиву: просить Оргбюро по соглашению с НКвоен и ВЧК выработать экстренные меры борьбы с опасностью восстания и мобилизовать достаточное количество сил военных, чекистских и партийных.

Передайте, пожалуйста, все это тотчас т. Крестинскому (он уезжает сегодня