и использовали по его воле. Просто еще одно оружие в арсенале этого больного человека. Он избавится от тебя так же быстро, как и от всех нас, как только освободится.

Она смотрит на меня, его слова проникают в ее красивый маленький череп. Взгляд пустой. В нем нет ни гнева, ни печали, ни смятения… ничего. Она ничего мне не дает.

Мой единственный функционирующий глаз не отрывается от нее. Наверняка она знает, что все, что я делаю, я делаю с расчетливым намерением. Не вздумай сомневаться во мне сейчас.

Все наблюдают за взаимодействием, гадая, достаточно ли этого, чтобы поколебать ее. Где ее верность? В религии, в которой ее воспитывали и в которую учили слепо верить? Или в мужчине, который сделал все возможное, чтобы открыть ей глаза на обманы той самой организации, которая намерена заставить ее замолчать.

58. Дьявольская кукла

Брайони кладет руки на голову, а пистолет направляет в потолок. Она ругается в неверии. Она ломается, и я не могу этого вынести. Она нужна мне сильной. Нужно, чтобы она так слепо верила в меня и только в меня.

— Почему бы нам всем не успокоиться и не обсудить это в другом месте? Может быть, в церкви? — предлагает епископ Колдуэлл, нервно кивая.

— Нет, — твердо требует Брайони. — Нет, мы обсудим это прямо здесь. Прямо сейчас.

Она поворачивается ко мне лицом. Под жестким фасадом я вижу душевную боль, и именно поэтому я не говорил ей. Пока не наступит подходящий момент. Этот момент. Когда она сама сможет встретиться с ним лицом к лицу.

— Оба наших отца сейчас в этой комнате, — спокойно говорю я. — Но ты уже знаешь об этом.

Ее взгляд напряжен, а мозг работает.

— Он убил твою мать! — восклицает Сэйнт. — Он убил твою настоящую мать, Брайони. Мой отец рассказал мне. Избил ее до полусмерти в переулке. Вот почему он сидел в тюрьме. Не верь ничему, что он говорит!

Аластор переминается с ноги на ногу рядом со мной, а я сижу в тишине. Вот он, момент. Все последние несколько недель, библейские послания, раскрытие истин, обучение, кусочки этой головоломки складываются в единую картинку перед ней. Посмотри на его лицо, детка. Увидь это в его глазах. Она знает мою историю, мои тревожные истины, и теперь у нее есть все необходимое, чтобы принять собственное решение относительно мужчин, стоящих перед ней.

— Я всегда пытался защитить тебя, — продолжает Сэйнт.

Она поднимает руку, чтобы остановить его. Тишина, сковывающая эту комнату, наполнена энергией, и все ждут, когда она заговорит.

— Сколько учеников было на нашем уроке катехизации?

Кэллум и Аластор обмениваются взглядами, после чего оба снова обращают внимание на Сэйнта.

— Ч-что? Почему ты спрашиваешь об этом прямо…

— Сколько учеников? — снова спрашивает она, закрыв глаза.

— Двадцать три, — быстро отвечает он, тяжело дыша.

Она открывает глаза и смотрит на него, на ее забрызганном кровью лице появляется зловещая ухмылка.

— Точно.

Его лицо искажается, и он нервно смотрит на своего отца, а затем снова на нее.

— Вот видишь, ты облажался, Сэйнт, — говорит она самым милым тоном. Ее невинность сияет в милой улыбке, когда она непринужденно откидывается на спинку стола, стоящего перед комнатой. — Я не так глупа, как вы все думаете. Видите ли, я использовала это в своих интересах, конечно, наивность, но я вас раскусила.

Она снова переключает внимание на него.

— Ты позвонил мне рано утром, и мы вместе отправились в школу, приехав одновременно. Ты помнишь? — она наклоняет голову в сторону. — Ты точно знал, сколько у нас учеников. Ты знал, что катехизисов не хватит. Ты знал, что мне нужно достать еще. Ты также знал, что Джейкоб Эрдман был в том шкафу и ждал меня. — Она слегка хихикает. — Удобно, ты не находишь?

— Неправда, — возражает Сэйнт и тут же вздрагивает от боли, когда его руки проникают под сковывающие его предметы. — Все, что он сделал, он сделал сам!

— На самом деле, чем больше я об этом думала, тем больше вспоминала. — Она наклоняется ближе к Сэйнту, в то время как ее глаза не отрываются от моих. — Некоторые из последних слов Джейкоба были о том, что он не может поверить, что такая расчетливая девушка, как я, все сделала неправильно, и что он, то есть ты, сказал, что я не должна портить твое лицо, но я сделаю это, если ты дашь мне повод.

Сэйнт покачивается на ногах, из его глаз исходит взгляд чистой, холодной ненависти. Она поймала его.

— Эроу убил его! Убил его!

— Прежде чем он смог убить меня, — возразила она. — Ты просто не смог этого сделать. Ни со своим дружком Джейкобом, ни в одиночку, пытаясь уличить меня в моей спальне. Бедный Сэйнт не смог доказать папочке, что он не просто фигура в его шахматной партии. Она — щелкнула языком. — Настоящая трагедия.

Брайони отталкивается от стола, медленно пробираясь в своем сексуальном наряде к тому месту, где сижу я. Аластор снова прижимает свой пистолет к моему виску при виде ее приближения.

— Еще один шаг, и ему конец, — предупреждает он, и в его дрожащем тоне слышится страдание.

Ее глаза загораются весельем, и она наклоняет голову.

Он боится ее. А она этим питается. Моя сексуальная, беспокойная маленькая куколка.

— Я знаю, кто ты. — Она с отвращением качает головой, оглядывая его с ног до головы. — Маргарет Мур была моей настоящей матерью. Ты пытался вычеркнуть ее из жизни, потому что она забеременела и решила родить меня.

Она могла узнать это имя только одним способом. Пропавшие документы из его сейфа. Документы, которые она обнаружила у меня дома после того, как я заставил ее украсть их. Имена. Я признался ей во время нашей маленькой игры с ножом в лесу, что Вероника Филдс — моя мать. Остальное она собрала по кусочкам сама. Я гарантирую, что выражение лица Аластора показывает все следы его оживших страхов.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — отрицает Аластор. — Я понятия не имею, кто это.

Она смотрит на него с минуту, молчание явно гнетет его.

— Забавно, что ты так говоришь. Разве я не вечное пятно осуждения твоего прошлого?

Я слышу, как он сглатывает.

— Обрежьте путы, которые нас удерживают, — продолжает Брайони. — Я оказал Аластору большую услугу. Эта женщина была готова рискнуть всем, чтобы уничтожить его ради своего ребенка.

— Блять, — ругается Кэллум, ударяя себя концом пистолета.

Она цитирует его. Должно быть, она слышала этот