что Министерство торговли и промышленности вынуждено было приостановить выдачу разрешений на разработку[2079]. Однако о каких-либо серьёзных объёмах добытого сырья ничего не было слышно. И никого не интересовало, что добыча здесь более затратная: средняя глубина скважины достигала свыше 600 сажен, тогда как в Баку — 175–180[2080]. Вместо этих сведений в английских обществах, созданных под майкопскую нефть, фигурировали сообщения о доходах, полученных через выпуск новых акций и облигаций[2081].

Чтобы повысить доверие публики, некоторые компании имитировали бурную деятельность: выписывали оборудование, которое не использовалось, нанимали штаты сотрудников и т. д. Но все подобные расходы выглядели мелочью по сравнению с размахом биржевых операций с ценными бумагами[2082]. Ситуация живо напоминала железнодорожное строительство в России времён министра финансов М.Х. Рейтерна. Однако в случае с Майкопом дело было не в банальной спекуляции, что выяснилось, как только вся эта клоунада естественным образом лопнула и проявились интересы глобального бизнеса. В первую очередь имеется в виду «Европейский нефтяной союз», учреждённый при участии немецкого «Дойче банка», Нобеля и Ротшильдов. К этому времени эта корпорация установила контроль над нефтяным комплексом Румынии, и он стал быстро развиваться: имевшая в начале XX века ничтожные объёмы (1 млн пудов вывоза), к 1910 году местная нефтепромышленность производила уже 82 млн пудов, из коих экспортировалось более 35 млн[2083]. Причём вся внешняя торговля концентрировалась в руках Европейского нефтяного союза (керосин) и английской «Шелл» (бензин)[2084]. Очевидно, появление в непосредственной близости сильного конкурента не входило в их планы. Поэтому после волны банкротств «майкопской химеры» хозяином положения в регионе оказалась Англо-Майкопская компания во главе с румынскими нефтепромышленниками, которые действовали исключительно в интересах крупных корпораций[2085].

Майкопская комбинация стала весьма поучительным примером. В северном Ухтинском районе, где уже разведанные запасы оценивались в 2 млрд пудов, подобной спекулятивной горячке развиться не дали[2086]. Поначалу там тоже появилось немало претендентов, жаждущих получить документы на участки, а все берега реки Ухты покрылись заявочными столбами[2087]. Но Министерство торговли и промышленности, куда теперь входил Горный департамент, настояло на том, чтобы Сенат наконец определился: имеют ли право владеть земельными отводами те общества и лица, деятельность которых на местах «решительно ни в чём не выражается»[2088]. В Терской области совладать со спекулятивным бумом удалось не сразу. К 1912 году там уже насчитывалось около 10 тысяч поданных заявок, масса ценных бумаг наводнила биржу, переходя из рук в руки. С большим трудом, но погасить эту волну всё-таки сумели[2089].

Однако главная проблема была связана не с новыми районами, которым ещё только предстояло подняться, а с действующими корпорациями «Братьев Нобелей» и Ротшильдов. После коллапса российской нефтепромышленности их положение только упрочилось. Участники рынка утверждали, что после 1905 года бакинские производители и астраханские пароходчики в полной мере испытали диктат этих гигантов, оказывавших решающее влияние на ценообразование. В Государственной думе говорили: «Дайте им хоть миллиард пудов, они какие угодно будут цены ставить»[2090]. Пока две эти фирмы заполняли свои резервуары, скупая у мелких и средних заводчиков дешёвое сырье, шла игра на понижение. Когда же хранилища общим объёмом 100 млн пудов были заполнены, начиналась игра на повышение, сопровождавшаяся громкими сетованиями на истощение запасов, невозможность вести дела и т. д.[2091] В итоге рост котировок получал объективное оправдание, а потребители были вынуждены переплачивать за керосин из своего кармана. Нефтепромышленник, написавший об этом в правительство, предлагал принудить Нобелей вести торговые операции только с тем сырьём, которое они добыли сами. «Пусть увеличивают во сколько им угодно раз число своих вышек, — заключал он, — но пусть не разоряют других»[2092].

Торговля нефтепродуктами была «козырной картой», позволяющей извлекать наибольшие доходы. Сравним данные по Бакинскому нефтяному обществу и по Товариществу Нобелей. Первая — чисто добывающая компания — перед войной производила свыше 30 млн пудов нефти, что приносило около 9 млн рублей прибыли. Вторые добывали в 2,5 раза больше, следовательно, их прибыль должна была составить около 23,5 млн рублей, но она составляла 49 млн рублей, т. е. почти на 25 млн больше. Такая разница появлялась благодаря обширной торговле, что наглядно свидетельствует о значении последней в нефтяном бизнесе[2093]. Поэтому Нобели и Ротшильды поддерживали договорённости, устраняющие торговую конкуренцию между ними. С помощью особых соглашений они определяли долю присутствия в том или ином районе страны, регулярно обменивались информацией о продажах[2094]. Чтобы парализовать средние и мелкие фирмы (они не несли расходы на вздутие цен и могли оборачивать себе во благо конъюнктуру, формируемую другими), Нобели и общество «Мазут», приобретённое Ротшильдами для торговых целей, закупали или арендовали множество цистерн — и направляли их в резерв, поскольку на самом деле не нуждались в транспортных средствах. Цель была одна: лишить других производителей возможности выйти на рынок с большими объёмами нефти. Таким образом они контролировали обширный перевозочный парк на Юго-Восточных железных дорогах[2095], морские и речные перевозки. Нобели увеличивали число собственных танкеров, которым стали даже присваивать имена: «Эммануил Нобель», «Роберт Нобель», «Карл Хагелин» (директор правления. — А.П.)[2096]. Фирмы, имевшие собственный флот, тоже попадали «в оборот». Например, купцам Меркульевым Нобели предоставили право транспортировки скупленного ими керосина сроком на пять лет, но при этом ограничили их в самостоятельной торговле в России, превратив, по сути, в агентов своего бизнеса[2097]. Препятствовали они также созданию союза судовладельцев (эту идею в течение нескольких лет продвигал Г.З. Тагиев): такой союз помешал бы нефтяным гигантам установлению гегемонии в перевозках, заставил бы считаться с другими участниками рынка[2098].

В 1908–1911 годах местные нефтепромышленники старались приспособиться к ситуации. Их действия очень напоминали попытки двадцатилетней давности по созданию союза керосинозаводчиков. Ряд компаний выступили с идеей общей торговой организации — для противоборства с «Братьями Нобелями» и Ротшильдами. Инициативу проявили Гукасов, Маташев, Мирзоевы, Питоевы, желавшие активно участвовать в перевозке[2099]. Тагиев, сбыв к этому времени активы англичанам, стал собственником наливного флота и возглавил совещание судовладельцев, пытавшихся хоть как-то оградить себя от нависшей опасности. Собрались представители практически всех действующих нефтепромышленников за исключением Нобелей и Ротшильдов. Много говорили о сложностях, которые проистекают не столько из положения на рынке, сколько из желания известных фирм эксплуатировать большинство[2100]. Итогом совещания стало образование комиссии для выработки устава, приблизительно по образцу «Продамета». Согласование текста оказалось долгим, поскольку многие хозяева компаний не проживали в Баку (например, Манташев большую часть года проводил в Париже[2101]), и