«сирень»… Не удастся, плюну на них с досады… и буду ждать шефа Сережина, только устрой, чтобы он мне адрес парижский дал. Я же не злоупотреблю их любезностью, не в обузу будет. Размер яичка таков: высота около 6 см, ширина — около 3. Сейчас они стоят перед твоим портретом увеличенным. Чудесно, тебе понравятся. Ласковы уж очень, особенно с вербочками и с храмиком! _Т_в_о_й_ храмик. Сейчас напишу Лукиным. Сумею, вежливо. Что до о. Д[ионисия]… так Ирина С[ерова] передавала впечатления главным образом школьные, и я не принимаю их, как непреложные… — тебе лучше судить. Мне только показалось странным, в мое посещение… — Обычно, когда я куда прихожу, — да еще впервые! — я встречаю… или, вернее, хозяева меня встречают в передней… — я вовсе не честолюбец, а всегда стесняюсь, особенно впервые… — А тут… о. Д[ионисий] ко мне не поехал, даже на мое приглашение… — а я сказал, что нарочно для него заказал кулебяку… хочу его угостить, — это в письме писал, при свидании говорил… — чтобы он видел, как живет русский писатель, у кого есть чуткий друг-читатель… его прихожанка и духовная дочь О. А. Бредиус-Субботина. Увидит, и ей передаст, и это для нее будет интересно и предупредительно, с его стороны. И вот я поехал, первый, приехал… меня вышла встретить мать его, а сам он… он остался в кабинетике-столовой… _з_н_а_я, что приехал русский писатель, кого многие хотели бы видеть, — обычно-то! — и о-чень даже, и все же постарше смиренного инока… — а он, вполне здоровый тогда, не сделал и шага навстречу, а при моем входе в комнату, поднялся от столика… и… был большей частью нем, как рыба. Ну, суди сама… _ч_т_о_ _т_у_т. Мне это не было в обиду — я для тебя _в_с_е_ готов принять, Бог с ним, со «смиренным»… И вот, теперь… неполучение ответа на ясный запрос-просьбу..? _Ч_т_о_ это?! Но я люблю все открыто, начистоту… и потому выясню умело, с тактом. Чтобы увериться, да что же в самом деле _э_т_о_ _в_с_е. Я пошлю о. Д[ионисию] письмо, поблагодарю за посылку и кончу этим: — да, еще за одно одолжение… — и кончу. Он мне, _т_а_к_о_й, не нужен. Если он хорошо на тебя влияет, я рад, искренно. Но мне _п_у_с_т_о_ с ним. Думаю, что мое внимание — в признательность за одолжение я ему подарил «Свет Разума», — стоит его хлопот. Ну, просто, он… _н_е_ широк душой и _н_е_ глубок чувством… или — _ч_т_о_ _ж_е_ тогда? Или же он почувствовал, что я-то его _з_н_а_ю, его — по моей оценке — сущность? Не обижайся на меня, Оля, — это я спокойно, «без сердца», конечно. Это — мимопроходящее.

Ну, Господь с тобой, дорогая. Будь здоровенькой, свеженькой, окрепни, запой, птичка моя истомившаяся… и я буду так светел, так радостен тобой.

Целую тебя, ласковая, нежная… я так люблю твои сердечные письма, киночка моя, — певунья… когда запоешь? Олюша, дай глазки… губки…

Твой Ваня

[На полях: ] Где ты сейчас… дома?

Господь да обережет тебя, родная моя, дружка моя, чудеска!

Сейчас написал Лукиным очень вежливое письмо, про-шу принять поздравление — Христос Воскресе — т. к., по-видимому, своевременно посланное письмо мое — пропало?

Мамочке — и Сереже — сердечный привет. Целую руку.

133

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

18. IV.42

Милый Ванюша! Я не нахожу себе места — что с тобой?? Твое последнее письмо от 7-го, такое унылое, какое-то безжизненное, «выветренное». И до него последнее от Великой Субботы такое короткое, правда бодрое, но ничего не рассказывающее. Теперь я думаю, что это не случайно, что оба они в одну страничку, написанные от руки, — на-спех? Через силу? Ты болел? Да? Ты лежишь, потому и от руки? И мне не понять чем вызван твой такой _у_п_а_д_о_к_ 7-го? Почему «не было Св. Дня»? Что случилось за несколько часов от Причастия и до Заутрени? Все мне загадочно и не понятно. Я и не ждала, что ты мне часто будешь на пасхальной писать; — я знаю как, верно, тебя треплют почитатели, и еще, конечно много всякой праздничной суеты.

Кроме всего я знала, что ты поедешь на могилку и на это уйдет тоже целый день и м. б. и следующий… тяжело будет. И все то я понимаю. Я и думала, что раньше 4-го дня Пасхи ты мне не напишешь обстоятельно. Но теперь я ничего не понимаю… Зачем ты меня терзаешь? Я тебе массу писала из клиники. Получил? Вчера С. рожденье было. Мы ели пироги с вязигой, а я еще и клюквенный кисель. Спасибо, солнышко! У меня еще есть твои конфеты, и шоколадные и медовые! Ваня, умоляю, напиши тотчас же! Что с тобой? Я все еще лежу — вчера много вставала. Стараюсь поправиться.

Целую. Оля

На дворе весна, а я ничего не вижу!

У вас тепло? Ваня, что с тобой? Я не сплю!

134

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

20. IV.42 7–30 вечера

Радость моя, Олюша, сейчас твое письмо от 9–10.IV. Тебе лучше! — знаю из утреннего заказного письма, от 14-го!288 Но «заря здоровья» уже занимается в этом, от 9–10. Начала спать! И спи, во-всю спи, — это же укрепление. Ничего не бойся, ты — на пути к полному здоровью. Помни: нервы твои всему причина: и болезни, и — выздоровлению. Управляй собой! Мо-лись! За тебя молятся достойные. Ты — угодница Господня, не «недостойная». Олюша, гони черные мысли. Почему угаснет наша переписка?! что ты надумываешь?! Теперь — если это возможно — я еще безмерней люблю мою Олюшу-больнушку, мою детку. Хоть бы ты была «расстрашная», — как ты не поймешь! — я еще бездонней был бы _т_в_о_и_м! Твои страданья меня как бы прирастили к тебе… поняла?! При-жи-ви-ли. Не оторвать ни-какой силе! Ты мне — _в_с_е. В_с_е! — пойми же. Бесценная, благо, сила, красота сердца, душа моя светлая! Весь перелился в тебя, все сердце отдал тебе. Чту, молюсь. Радость нежданная! Ты — здорова! И посмотри — какая радость будет в тебе светиться день ото дня! Ты — здорова! Благодарю Господа. Мое сердце _з_н_а_л_о_ это. И — знает. Олюша, девочка, детка… — живи, как птичка, не думай, не уставай. Спи, ешь, — не смей тревожиться, ни-чем. Твой, только, весь Ваня

[На полях: ] Я зацеловал твой цветочек-поцелуйку.

Я твой, _в_е_ч_н_ы_й… Оля, я же не мальчик — и ты знаешь это, и — о, не забывай!

Целую глаза, губки, всю, мою, О-лю-у!

135

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

22. IV.42

Милый Ванюша! Отчего ты не пишешь?!

Не понимаю, что с тобой, мучаюсь догадками,