_ч_у_в_с_т_в_о_в_а_т_ь..! Это такое счастье! Твой «крестный» сон — удивительный. Он уже _м_о_й. Ты мне его подаришь, и он будет жить в _м_о_е_м. Творческая душа, Олюша моя светлая… ты будешь всегда со мной… _ж_и_в_а_я, ты узнаешь все мои думки, все зачатия, все планы… — во всем ты со мной, и нет от тебя у меня ничего сокровенного! Как я жду этого… как высшей Милости Господней! Душой своей вечной воздействуй на слабенькое тело твое, — это же великое средство, — и ты окрепнешь. Обо мне не тревожься, я здоров вполне, я лишь о тебе болею, поверь, родная Ольгуночка! Не приходи в отчаяние, что силы возвращаются так медленно. Я больше месяца в 37 г. лежал, а «припадок» мой продолжался каких-нибудь два-три часа… Я, как говорит _т_е_п_е_р_ь_ С[еров], должно быть потерял много крови, было кровоизлияние из язвы дуодэни, — и я теперь припоминаю, что, делая за неделю перед тем гимнастику, я сделал сверх-усилие… — и должно быть несколько дней шла кровь, а я не знал! И слабел день ото дня, чтобы _в_д_р_у_г, утром, потерять все силы, — начал холодеть, не мог пошевелить пальцем… — только, к счастью, впрыскивания камфоры — подряд 3–4 раза, остановили потерю сознания! И — ме-сяцы слабости после того… ме-сяцы..! А ты — молодая, ты, при уходе и лечении, в хороших условиях, — оправишься, увидишь! зацветешь!!

Я счастлив, что д-р Капеллен такой чудесный. И я понимаю твое обожание. Я сам «обожал» моего хирурга Дю-Буше, в американском госпитале287, который… «всегда к Вашим услугам… но теперь не нахожу необходимой операции…» Я чуть не расцеловал его! И по-сейчас я ему глубоко благодарен. Уверен, что ты всех там очаровала. Это твое особое свойство — и призвание! — очаровывать: даже злые чувствуют, какая душа у тебя, какое сердце, какое сокровище ты! О, я, _з_н_а_ю, я очень чуток… к _т_а_к_о_м_у_ в человеке… я так об этом мечтал..! — о _т_а_к_о_м… — и я нашел тебя! Я _у_з_н_а_л_ тебя, единственную… — ты же знаешь, как и _ч_е_г_о_ я искал в образах смутных… и как давно, как _п_р_о_з_н_а_в_а_л, как провидел… — я всегда чуял, что _д_о_л_ж_н_а_ _ж_е_ быть «небывшая никогда»… — и вот — _О_н_а_ «стала быть».

До чего дивный сон твой «звездный-крестовый»! И… какое «созвучие» с моим, у Дари! Ми-лая… осуществившаяся мечта! ставшая живой явью. Когда ты будешь сильней, ты мне расскажешь о «сне в 40-й день по папе» твоем, и как тебе Богоматерь дала «новое имя», все, все… сокровищница моя! — «В Виши поехать!» Господи, если бы это случилось! Оля, Олюша… а? м. б. удастся? это же лечиться, это же такая уважительная причина… Господи! Как оберегал бы я тебя, как дышал бы на тебя… всего бы себя отдал! Но если нельзя будет, я — о, поверь мне! — я все усилия употреблю, чтобы получить позволение приехать, — и литературные дела оформить, и тебя увидеть, сердцем к сердцу тебе сказать, _к_т_о_ ты для меня! Оля, будем верить, что вся запутанность жизни вдруг и разрешится… — _к_т_о_ _ч_т_о_ знает! Только не приходи же в отчаяние от медленности поправки: вернутся силы, будь бодрей духом, заставь божественную силу твоей Души влиять на тленное, и преодолеет она, и… какая же ты чудесная «орхидея» будешь! _ж_и_в_а_я, таинственная-глубокая душой, внутренним ликом… прекраснейшая ликом живым, цветением женщины-девочки! О, какая ты чарующая, я _в_и_ж_у_ тебя… — и что, что все прекрасные перед тобой, для меня! — А как опять чудесно ты — в нескольких строках — дала историю этой несчастной «девочки», «женщины»? Как ты уме-ешь! Неужели не видишь.?! Олюшка, глупенькая, трусиха, изволь, как поправишься, прислать мне «Говенье»! Хочу, хочу. Ты все навыворот судишь о себе. Да, ты очень чутка к искусству, в оценках, но… «самооценка» — совсем другое. Поверь же… Я… часто ошибался в своем. Потом уже… начинал _в_и_д_е_т_ь. Ты — _м_о_ж_е_ш_ь. И потому — _д_о_л_ж_н_а_ писать. Не стану кадить тебе, довольно с тебя и с меня, но знай: если ты еще раз станешь кукситься, трусить, отмахиваться… — я озлюсь, серьезно: ну, что мне делать с таким упрямым ребенком! как наказать? Или — дураком себя признать? бездарным? олухом? «свиньей в апельсинах»? Не приводи же меня в отчаяние и в исступление, наконец! Чертовски интересен твой рассказ о «девочке»… вот трагедия с комедией-драмой! Разберись тут… да еще и «почки»… ну, и «амбара де ришесс»![162] И черт их знает, че-го людям не хватает! Это _н_е_ _л_ю_б_о_в_ь, во всяком случае… — это «капризы любови», это какое-то «дегустирование сы-ров…» любителями… это — «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Мудрый Эдип, разреши! А ты… ты и _п_р_о_щ_е_ всех этих, и ку-да сложней, изысканно-сложней, душевно-сложней! И потому — так прелестна. Я-то знаю, _к_у_д_а_ и _ч_т_о. В тебе весь молниеносный блеск _б_о_ж_е_с_т_в_е_н_н_о_г_о_ в _Л_ю_б_в_и. И как же мелки и, при всей «сложности непонятной», тусклы все эти потуги «исканий и колебаний _и_х_н_е_й_ _л_ю_б_о_в_и_ш_к_и». Ну, понимаешь, _к_а_к_ _ж_е_ ты для меня-то сверх-заманчива, глубока, изысканно-изящно заманна?! _В_с_я_ — другого сплава… из какого-то небесно-земного неведомого элемента. Неопределима, неизъяснима… и — так чиста — _п_р_о_с_т_а… «Проста» в высочайшем значении, как лучшее у гениального Пушкина, как почти все в Евангелии, Слове неземном, в слове-Духе!

Ты зачеркнула пять строк о своей зимней болезни… почему? Можешь — скажи. Но ты скажешь это только тогда, когда пройдет слабость: не напрягайся, подожду, ты — вот первое для меня, над всем, превыше всего. Родименькая, Олюночка моя… как я был счастлив твоим пасхальным гиацинтам! Отцвели. Но «мотылек» еще держится. Ах, какие пасхальные яички у меня для тебя! Они из дерева, покрыты пунцовым лачком, и на них — писал уже — пасха с куличиком, на втором — вербочка —!! — на третьем — храмик наш, белый… и на каждом на другом бочку — X. В. — золотистым. Странные Лукины… Я им на 2 день Пасхи послал письмо с X. В. и запросил, когда можно заехать к ним, чтобы передать яички, которые можно, каждое, в жилетный кармашек положить, для тебя. На 5–6 день от них цветная открытка с X. В. и поздравлением, но без даты. И только. Не получили моего письма? Не может этого быть?! Значит… убоялись «комиссии»..? Но тогда скажи прямо… а не играй в молчанку. Этот прием мне очень не понравился, — да еще после таких сердечных двух приемов с угощениями, после моего присыла книжки для Лукиной! Не понимаю. Но, перемогая себя, напишу сегодня, выясню. Я втайне надеялся хотя бы один флакон духов послать тебе, хоть