— Ты… Ты что! — только и успел промолвить он и стал корчиться на сиденье, жадно хватая губами холодный воздух.

Сунув шприц в сумку, Наташа дрожащими пальцами выудила из кармана милиционера ключ от наручников, и через несколько секунд вторая ее рука была свободна. Нашарив кобуру, она вынула оттуда тяжелый и холодный «ПМ». Пригодится…

Со стороны подъезда послышался шум и людские голоса…

Когда патрульные обнаружили хрипящего на заднем сиденье сержанта, было уже слишком поздно. Не слишком поздно спасать своего коллегу, но слишком поздно искать задержанную — ее уже и след простыл.

А в это время из соседнего двора уже выезжала неприметная машина, в багажнике которой лежала сумка с париком, толстыми очками и одеждой, место которой было скорее на помойке, чем в сумке молодой женщины.

А еще через некоторое время другая оперативная группа в другом районе города выехала на место происшествия и обнаружила там труп криминального авторитета Пепла, лежащего возле колес собственного автомобиля.

Во время судебно-медицинского исследования патологоанатом достал из его тела двенадцать пуль. А оперативники отыскали в подъезде нелепые стариковские очки с толстыми линзами. И никто не связал эти два происшествия в разных концах города воедино.

Звонок.

— Школа Святой Анны слушает.

— Здравствуйте. Скажите, могу я поговорить с воспитанником Полем Войтылой? Это его мать.

— Сожалею, мадам. У вашего сына легкая форма гриппа. Он в изоляторе.

— Что-нибудь случилось? Что-то серьезное?

— Нет, мадам. Небольшое недомогание. Не беспокойтесь, у нас лучшие врачи. Я передам ему ваши пожелания скорейшего выздоровления и скажу, что вы волнуетесь.

— Спасибо большое. И еще скажите ему, что я совсем скоро прилечу.

— Непременно, мадам.

Отбой.

Павлик сидел один в комнате возле телевизора и напряженно размышлял. На экране скакали и кривлялись приторно-смазливые мультяшки, говорившие ненатуральными кукольными голосами. Но мальчика не интересовали мультики. Ему было о чем подумать.

Во-первых, он уже в самолете понял, что тетя Алла никакая не тетя Алла, несмотря на ее прическу и темные очки. Он понял это потому, что она ни разу за время полета не вспомнила о Вовке, а ведь у настоящей тети Аллы рот никогда не закрывался, все время она сообщала окружающим новости о своем сыночке. Кроме того, тетя Алла даже не заикнулась, где его мама, — настоящая тетя Алла вряд ли так поступила бы… И еще — она ни разу не спросила об успехах в английском, что тоже было очень странно. И еще — друзья этой странной тети все время называли ее Жанной, что вообще не лезло ни в какие ворота.

Во-вторых, Павлик гадал, кто те люди, которые встречали его с подложной тетей Аллой в аэропорту. Они выглядели как гангстеры из дешевого американского боевика и вели себя соответственно. Их карманы заметно оттопыривались, как будто они были битком набиты оружием. Кто же они? Вдруг это те самые враги, о которых рассказывала ему мама?

Внезапно раздался грохот в коридоре — Павлик вздрогнул. Может быть, это за ним? Может быть, они будут его даже пытать, как мальчика из фильма «Последний шанс» (воспитанники тайно смотрели его в дортуаре мальчиков в школе Святой Анны). Там одного мальчика били злые бандиты, прижигали ему сигаретами кожу, но он сбежал от них… Павлик подошел к окну и прижался лицом к пыльному стеклу. Второй этаж, ерунда! Но еще двухметровый забор — в боевиках заборы всегда под током!

Шаги в коридоре звучали все ближе и ближе. Внезапно дверь отворилась, и какие-то люди втолкнули в комнату черного, грязного человека с окровавленной штаниной. Человек, шатаясь, приблизился к продавленной тахте, рухнул на нее, обморочно прикрыв глаза, и затих. Павлик с опаской разглядывал своего нового соседа.

Минут пять он даже не шевелился, боясь, что страшный незнакомец внезапно набросится на него. Постепенно страх рассеялся — мальчик понял, что человек, разметавшийся на старой тахте, даже слабее его.

Мужчина застонал и еле заметно пошевелился.

— Пить! — еле слышно сорвалось с запекшихся губ.

Павлик оглянулся. Эта просьба могла относиться только к нему. Он налил в стакан воды и опасливо приблизился к незнакомцу.

Желтоватые зубы застучали о край стакана, кадык задергался, проталкивая внутрь спасительную влагу, а в прорезе века показался лихорадочно блестящий зрачок.

Наконец мужчина без сил откинулся назад и удовлетворенно замер, опустив веки. Павлик вновь вернулся к телевизору.

Мультики закончились, начался интересный фильм про разведчика, но мальчик почему-то не мог следить за его содержанием, — у него появилось неприятное чувство, что за ним кто-то пристально наблюдает.

Павлик оглянулся и увидел, что мужчина уже не спит, и его настороженные карие глаза внимательно изучают его. Мальчик жалко улыбнулся. Улыбка — это было единственное доступное ему в этой ситуации оружие. В школе Святой Анны на уроках психологии старый профессор из Бернского университета твердил своим воспитанникам: «Когда вы чувствуете, что положение безнадежное — улыбайтесь!»

— Ты кто? — Незнакомец наконец разомкнул запекшиеся губы. — Как ты сюда попал?

Павлик слегка дернул плечом:

— Привезли.

— Что ты здесь делаешь?

— Смотрю телевизор. — Мальчик вновь улыбнулся и сочувствующе спросил: — А вы что, болеете?

Его собеседник пошевелил ногой и поморщился:

— Да… Небольшая царапина, а эффект такой, что… А мамка и папка твои где?

— Папу убили, а мама не знаю где, — с видимым хладнокровием ответил мальчик. — Я учился в школе Святой Анны в Ундервельте, а потом приехала тетя Алла и сказала, что отвезет меня к маме. Но, по-моему, она соврала. И еще мне кажется, что никакая она не тетя Алла, тем более что все ее называют Жанной. Только вы ей не говорите, ладно?

— Ладно. — Запекшиеся губы еле заметно раздвинулись в улыбке. — А как тебя зовут, парень?

— Павел Морозов, мне уже семь лет, — солидно отрекомендовался мальчик. — А вы кто?

— Зови меня дядей Сережей, — улыбнулся мужчина, приподнимаясь на одном локте. И потом добавил: — Ну, как мы с тобой будем выбираться отсюда, парень?

Его втолкнули в просторную комнату, в которой находилась лишь хрупкая фигура, стоявшая против света со скрещенными на груди руками. Он остановился перед ней, стараясь удержаться на подкашивающихся от слабости ногах.

— Ну что, поговорим? — дружелюбно улыбнулась Жанна. — Садись, как говорится, в ногах правды нет!

Косарев рухнул на стул. Голова мучительно кружилась, постоянно хотелось пить — казалось, глотка превратилась в наждачную бумагу, во рту еле ворочался воспаленный разбухший язык.

— А я ведь тебя узнала! — продолжала Жанна, все так же вынужденно улыбаясь.