Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сомнительно, чтобы даже люди, пережившие набег, могли дать ученому точное число русских кораблей и дружин, находившихся в разных местах, да и кто в тех условиях мог вести им учет? Эти «50 тысяч», вероятно, должно означать «очень много», как и те «30 тысяч» трупов, что остались на берегу Итиля. Учитывая, что информаторами были люди, от этого войска пострадавшие, то описание его как бесчисленной армады вполне естественно. Суда, вмещающие сто человек, для Руси маловероятны – это уже морские корабли викингов, а они чисто физически не могли попасть на Днепр и далее в южные моря. Исходить надо из вместимости лодок в десять-двадцать человек, но, как уже отмечалось, едва ли кто мог подсчитать точное число этих судов, поэтому вычислить размер войска практически невозможно. В раннем Средневековье отряд человек в триста считался порядочным войском, а в три тысячи – грандиозным. С возможностью их прокормить в пути это тоже связано. Поэтому лишь заметим, что численность войск явно преувеличена, и во много раз.
Что это были за русы, откуда, имели они отношение к официальной власти или сами по себе – этого мы не можем знать. Но хотя цифру в 50 тысяч я считаю сильно завышенной, размах предприятия – заморский поход! – все же предполагает участие князей. В составе же войска могли быть отряды разного происхождения, собиравшиеся из разных мест, и те, кто изначально находился ближе к Черному морю (кормился у уличей и так далее), могли пойти и через него.
Ввиду недостатка данных наука не может выстроить полную картину этого события, и я тем более не возьмусь. Но там, где ученый имеет право (и даже должен) отказаться от окончательных выводов, сославшись на необходимость дальнейших исследований, писатель вынужден что-то решать. В художественном полотне нельзя оставить пустое место и обнести оградкой с надписью «недостаток данных». Приходится выстраивать то, что можно назвать художественной версией событий. Нельзя требовать от писателя, чтобы он совершил открытия истин, недоступных науке, но на нем лежит обязанность сделать свою версию жизненно убедительной и логически непротиворечивой.
* * *
Посему перейдем к литературному аспекту. Мне попалось всего два романа, в которых описан поход на Каспий. Первый из них – «Мечом раздвину рубежи» Андрея Сербы (изд. «Армада», 1996). Он состоит из двух частей и описывает два заграничных похода Игоря: на Каспий (913–914 гг.) и на Черное море (941 г.). Тридцатилетний разрыв между ними автор игнорирует, во второй части действуют те же персонажи, постаревшие вовсе не на тридцать лет, а года на два. В обоих походах Игорь потерпел поражение и никаких рубежей не раздвинул, в полном соответствии с его репутацией неудачника. Тот Игорь, которого рисует читателю Андрей Серба, иного и не заслуживает. Это слабовольный тип, неуверенный в себе, вечно дрожащий за свой авторитет, неумный, но при этом очень амбициозный и тщеславный. Правда, отмеченный личной храбростью в бою, что является его единственным достоинством. Цель похода объявляется в разговоре Игоря с его лучшим другом, сотником Микулой. Микула подает совет Игорю, жаждущему самоутверждения и славы:
«…на море совсем не стало покоя от разбойников из Гиляна и Дейлема, из Мазендаранской и Табаристанской земель. Не делают разбойники исключения и для русских купцов, грабя их наравне с другими. Так неужто великий князь Руси не вправе призвать разбойников к ответу? Неужто ему не по силам взять свои караваны под надежную защиту или оружной рукой покончить с разбойниками, уничтожив их становища на побережье и островах?»
Попутно Микула угрожает и Хазарии, если она не станет «блюсти договоров с Русью». То есть цель похода – обеспечение безопасности русских купцов на Каспийском море, для чего нужно истребить тамошних пиратов, а заодно борьба с Хазарией. Уже выйдя в море с войском, добравшись до Тамататхи (Тамань), Игорь до последней минуты колеблется: пройти ему через Хазарию как союзнику или объявить войну ей? Своему войску он заявляет: «На этом море была пролита кровь русских купцов и их спутников-викингов, и мы принесли их убийцам свою месть!» Но почти тут же он направляет отряды на «племена и владык», на города, в том числе расположенные за три дня пути от моря, а значит, едва ли способные быть пиратскими гнездами. Теперь у него уже другая цель: «Пусть прибрежные народы узнают, какова сила Руси, а их владыки задумаются, стоит ли иметь столь грозного и беспощадного врага». «Он вначале устрашит их, повергнет в ужас и лишь потом, как друг и защитник, обоснуется на каспийских берегах». Как мы видим, у него далекоидущие политические цели, которые он собирается достичь путем широкого грабежа и террора. Тот момент, что поход служил интересам и Хазарии, и Византии, у автора опущен: возможно, он об этом не думал, но, судя по всей его идеологической направленности, и мысли не допускал, что Русь может сражаться за интересы своих вечных врагов.
Пребывание дружины на Каспии описывается длинно и подробно и состоит из трех больших эпизодов. Первое: поиск русами разбойничьих кладов в очень тайных хранилищах и сражения в горах с разбойниками. Население целых прибрежных областей выведено (или хотя бы объявлено) сплошь занятым разбойничьим промыслом, ради чего следует уничтожать и волков, и волчат.
Второе: правитель Ширвана, Дивдад, дает русам сражение, имея 30 боевых кораблей, более 500 мелких судов, 3 тысячи воинов ширванской гвардии и 12–13 тысяч ополченцев. Вполне солидные силы, то есть русам противостоят люди, мало им уступающие. «Гвардия владыки Ширвана состоит из отборных, закаленных воинов, с которыми нам придется сражаться на равных».
И третье: Игорь отправляется на разведку, чтобы выяснить, можно ли захватить Дербент, попадает в засаду, после чего опять долго сражается с разбойниками. И после этого русы замечены автором уже на обратном пути, близ устья Волги-Итиля.
Каган намерен отомстить за пережитое унижение, когда русские лодьи шли мимо него, а он ничем не мог им помешать. Поступает он прехитро: предупреждает русов о намерении ал-арсиев и жителей Итиля напасть на них, но не мешает этому нападению, хотя мог бы. Цель его проста: в победителях должна остаться одна Хазария, но и он, каган, останется другом киевского князя.
Предупреждение делается через хазарского купца Хозроя, которого, в свою очередь, предупредил другой агент, переодетый бродягой. Это происходит уже вблизи переволоки с Волги на Дон. Хозрой размышляет: