Сегодня Витька не было, зато был Сторожев. Голый по пояс, напяливший Колины старые штаны, он шпаклевал стену. При появлении Даши смутился, накинул рубашку на рыхлый свой торс, отвернулся, застегиваясь.

– Проголодался? – спросила Даша Колю.

– Да нет, мы тут… Я макароны сварил с сыром – что еще нужно?

– Ладно. Чем помочь?

– Да ничем, вон Валерий Сергеевич мне сегодня помогает. Справляемся. Хорошо получается, правда?

Даша прошлась по квартире. Две комнаты были уже готовы, третья расчищена для ремонта.

– Совок, – сказала Даша. – Так я и думала: все в коричневых тонах.

– Не в коричневых, а бежевых, – возразил Коля. – Спокойные оттенки, все нормально. А ты что хотела? Красные круги и черные квадраты? Кстати, эта вот комната будет твоей, я там ничего не делал пока. Нарисуй, что ты хочешь, сделаю.

Даша заметила, что при этих словах Сторожев взглянул на Колю как-то странновато. А что такого было в словах Коли? Ничего такого не было в словах Коли, кроме слов «комната будет твоей». Почему же такая реакция? И почему вообще у них такой вид, будто они о чем-то говорили, а Даша их прервала? Могли бы продолжить – не продолжили. Значит, разговор ее касался?

– Пойдемте, кофе выпьем, я сварю.

Даша сварила кофе в турке, разлила по полчашки – черный, непрозрачный.

Сторожев отхлебнул и отставил.

– А то ночь спать не буду, – сказал он. – Повышенная возбудимость.

– А я могу даже на ночь пить, – сказал Коля. – Давление низкое, так что мне по фигу.

– Все равно это не кофе, а бурда, – сказала Даша, рассматривая пачку. – Надо будет нормальный купить.

– Сейчас, я слышал, можно говорить – нормальное, – сказал Сторожев.

– Сейчас все можно, – отозвался Коля. – Время такое – эрозия языка, отношений, всего.

– Как интересно вы говорите, – сказала Даша. – Заслушаешься. Наверно, все время об этом и говорили, да?

Коля и Сторожев переглянулись.

– Я же говорю – страшно умная, – вздохнул Коля.

И, допив наскоро кофе, словно без этого не мог начать серьезного разговора, сказал:

– Даша. Валерий Сергеевич мне тут кое-что рассказал. Это касается тебя. Валера, повтори, пожалуйста.

– Ты и сам можешь, – уклонился Сторожев.

– Хорошо. Не стихи, в самом деле, запоминается легко. Валера был у Костякова, у Павла Витальевича, лечил его от очередного запоя. И тот проговорился. Валерий Сергеевич никому бы не стал рассказывать, но тут дело касается конкретного человека. Тебя. Короче, Костяков собирается тебя… Ну, как бы это… Захватить, взять. Сделать своей собственностью. Причем любыми способами. Ни перед чем не остановится. А Валерий Сергеевич давно его знает, поэтому отнесся серьезно. Не знаю, что тебе говорил сам Костяков, вы же встречались, как я понял?

– Интересно, ты только сейчас это понял? А деньги на лечение Лили, а квартиру тебе помогли освободить – это кто? Ты не знал?

– Я знал, но я думал – человек просто хочет помочь.

– Все, что он сделал для Лили и для тебя, – по моей просьбе.

Сторожев молчал. Ему было это известно, но Коле не стал рассказывать. Просто еще не успел, потому что пришла Даша.

– И как ты его просила, интересно?

– Очень просто. Дай денег.

– Что значит – дай? Вы с ним на «ты», что ли?

– Конечно. И он предлагает мне выйти за него замуж. Без всяких насилий.

– А ты?

– Возможно, соглашусь.

– Ты понимаешь, как это выглядит?

– Понимаю. Ну и что?

Сторожев не выдержал, вмешался в разговор:

– Даша, это не мое дело, конечно, но я друг твоего…

– Отчима, отчима, что вы стесняетесь?

– Ну, может, тебе это слово не нравится?

– Вы дальше, дальше.

– Дальше. Мы понимаем, ты не хочешь оставаться в долгу. Тебе неудобно – или какие-то другие причины. Неважно.

– Как раз важно. Я действительно не хочу оставаться в долгу.

– Постой, – сказал Коля. – Значит, он дал денег и помог, но поставил условие, чтобы ты стала его женой, так?

– Нет. Никаких условий он не ставил.

– Да это само собой имеется в виду! – сказал Сторожев. – Дашенька (и мгновенно потеплело в душе от возможности так назвать ее), ты не знаешь этих людей! Когда они что-то кому-то делают, то даже не говорят, что им теперь должны, это само собой подразумевается!

– Вот и хорошо, – сказала Даша. – Значит, отдам долг.

– Мы это обсудили, Даша. Валерий Сергеевич хочет выручить. У него есть сбережения, у него…

– Не хватит его сбережений. Я с врачами говорила, да ты и сам знаешь, нужны большие деньги. Лечить, поддерживать, как получится, все равно – большие. Очень.

– Я продам свой бизнес, свою клинику, – сказал Сторожев. – Она мне все равно надоела.

Даша встала к плите, чтобы сварить еще кофе.

Не оборачиваясь, спросила:

– То есть это вы взаймы даете или как? Или хотите меня у Павла Витальевича перекупить?

Коля возмутился:

– Ты не сходи с ума, человек от чистого сердца!

– А может, и ты в долю войдешь? На двоих приобретите меня. Потом как-нибудь поделите. В зависимости от доли. Одному ноги до пупка, другому остальное от пупка и выше. А?

– Прекрати! – прикрикнул Коля.

Даша и сама себе удивлялась – с чего это ее так повело?

Что значит с чего, ясно с чего. Она сама себя загнала в угол. Костякова пальчиком подманивала, играла, не послала его сразу куда надо? Подманивала, не послала. Деньги у него взяла? Взяла. Да, на лечение Лили, но это уже второй вопрос. Верила, что он в самом деле просто так даст и ничего не потребует? Не верила. Хитрила, наплела вокруг и около, а сама-то все понимала, конечно. Но чем эти лучше? Или она не знает, как Коля на нее смотрит, что думает (а не так давно прорвалось открыто, пусть и по пьяному делу)? Не знает, что нарколог этот, болеющий «я-болезнью», так слюной истекает, что лишний раз боится рот открыть – на грудь прольется?

И то, о чем она говорила уже не один раз и не одному человеку – что, может быть, выйдет замуж за Костякова, оказалось примеркой, приближением к решению, которое она, возможно, давно уже приняла. Ну, как давно, неделю или полторы назад. Для нее это – давно, у нее не такое время, как у других людей (Даша так считала).

Она налила кофе себе и Коле, спросив Сторожева вежливо и ровно, будто ничего не было:

– Вам не предлагаю?

– Нет, спасибо.

Коля, обдумав, наверное, очень тщательно, слова, которые скажет, начал: