– Здесь есть евреи? – выпалила я.

Фредерик одарил меня терпеливой нежной улыбкой.

– О да, Ханна. В Америке много евреев.

– И здесь для них безопасно? – нерешительно поинтересовалась я.

– Ну, у нас есть некоторые трудности… – признался Фредерик. – Особенно здесь, в Нью-Йорке, где я живу. В последние годы возникли неприятности с бандами молодежи, преследующими евреев: несколько случаев вандализма на предприятиях, осквернение кладбища… Но, конечно, ничего похожего на то, что вы видели у себя на родине. Америка – спокойное место, уверяю вас.

Пока Фредерик говорил, я наблюдала за Саулом. Я видела, как кровь отхлынула от лица моего друга, а его руки, лежащие на перилах, стали дрожать, пока он крепко не сжал их в кулаки, чтобы скрыть это. Он закрыл глаза, и я поняла, что на него нахлынули воспоминания.

Спокойная мудрость Фредерика Адамцевича до этого момента впечатляла меня, но только что я обнаружила, что он невероятно наивен. Я была абсолютно уверена, что маленькие неприятности могут превратиться в огромные трагедии, если их не остановить вовремя. В Германии все началось с малого. То же самое началось с мелочей в Польше еще задолго до оккупации – с небольшой группы людей, которые преследовали, вандализировали и оскверняли, а закончилось тем, что огромное число моих соотечественников отправили в печи и сбросили в реку.

Тогда я потянулась к руке Саула и крепко сжала ее. Как только Фредерик покинул нас, чтобы забрать свой багаж, я повернулась к Саулу и яростно помотала головой.

– На твою долю выпало много преследований и страданий, Саул Вайс. Пока мы не будем абсолютно уверены, что это место безопасно для тебя, мы должны хранить нашу тайну.

– Я не могу пройти через это снова. Господи, прости меня, я не могу!

– Мы будем держать это при себе, пока не убедимся, что ты в безопасности, – повторила я. – Пройдет какое-то время, пока приедет Томаш. Ты заслуживаешь нескольких месяцев отдыха.

Мы обнялись, стоя на палубе, – поклявшись хранить тайну, которую, как мы думали, однажды сможем легко раскрыть. Мы понятия не имели о серьезности этой лжи. Мы не понимали, что время имеет свойство проноситься мимо вас – что долгие трудные дни иногда превращаются в очень короткие годы. Прежде чем мы это поняли, я держала на руках свою дочь, которая каким-то образом стала нашей дочерью, потому что Саул очень серьезно относился к своему обещанию заботиться о ней с самого момента ее рождения. И как только его английский стал соответствовать требованиям, любимый папа Юлиты (дада, как она его называла) начал учиться, проходить сертификацию и чертовски усердно работать, чтобы поддержать всех нас, и все это он делал под именем Томаша.

В тот день, когда Саул прошел переаттестацию в качестве врача в американской медицинской системе, он подал заявление на прохождение программы, чтобы стать детским хирургом. Мы не говорили об отказе от специальности, которой он владел в совершенстве, но мы оба знали, почему он сделал это. И к тому времени мы были безнадежно заперты в тюрьме лжи, которая поначалу казалась такой разумной и такой правильной. Мое вымышленное имя было маленькой деталью, к которой я в конце концов привыкла и от которой могла отказаться в любое время, если бы возникла необходимость. Ситуация Саула оказалась намного сложнее.

В его сертификатах стояло имя Томаша – Томаша, который работал, Томаша, который арендовал наш дом, а затем договорился о финансировании автомобиля.

Томаша, который проходил ординатуру в качестве детского хирурга.

Томаша, который поднялся по служебной лестнице в больнице, пока не стал консультантом, и обучал десятки студентов-медиков, спасая сотни жизней в год.

Только Саул и я знали, что настоящим Томашем был мужчина со смеющимися глазами, мужчина на фотографии, которую я нашла, помогая Салли разбирать после смерти Генри огромную коллекцию дубликатов, собранных из пленок, что он отправлял домой все эти годы.

И только я знала, что крошечная туфелька, которую Саул прятал в верхней части нашего шкафа, на самом деле принадлежала его первой дочери, его отчаянно любимой Тикве Вайс.

Саул был тем человеком, с которым я делила свой дом, с которым я делила взлеты и падения. Саул, с которым мы продолжали спать в одной постели, потому что мы привыкли к этому после нашей «свадьбы» в Бузулуке. Несколько раз, когда мы пытались устроить отдельные спальни, я просыпалась и слышала, как он кричит и рыдает во сне. В конце концов мы смирились с нашей ситуацией. Каким-то совершенно уникальным образом мы были связаны друг с другом не телом, но духом.

Я не могла стать для Саула Евой, и, несмотря на то, что думали все окружающие, Саул никогда не был для меня Томашем. Мы были самыми лучшими друзьями – партнерами во всех отношениях, кроме того, что обычно определяет брак. Мы вместе тосковали, оба остались навечно преданы своей потерянной любви. И мы были счастливы, и реальность, что мы выстроили, никогда не переставала меня поражать. Я наслаждалась тем, что нам удалось обеспечить дочери жизнь, в которой ей никогда не придется узнать, что такое голод или угнетение. Я наблюдала, как ежегодные визиты на Рождество судьи Фредерика с книгами и игрушками породили в Юлите поклонение героям. К тому времени, когда он скончался, она еще не достигла половой зрелости, но уже объявила о своем намерении однажды поступить в юридическую школу – и что еще более удивительно, у нее были все возможности воплотить эту мечту в реальность.

Но какими бы благословенными ни были мы с Саулом, я продолжала ждать. Каждую ночь, засыпая, я смотрела в окно и всего на секунду позволяла промелькнуть надежде, как мимолетной вспышке от спички. Я представляла себе маловероятный сценарий, в котором Томаша где-то посадили в тюрьму, но даже после всех этих месяцев, лет, десятилетий он скоро освободится и придет за мной, как и обещал. Или, возможно, он потерял память. Или получил травмы и не мог путешествовать.

В глубине души я знала: единственной правдой было обещание Томаша, что мы всегда найдем друг друга. Расстояние, время – это все, безусловно, не имело значения для такой большой любви, как наша. Однажды он должен появиться без предупреждения, как в прошлый раз, и жизнь снова начнется по-настоящему.

Я никогда не переставала тосковать и никогда, никогда не переставала ждать.

Возможно, это звучит глупо, но моя уверенность в Томаше обманула меня. Я даже не думала о нас с Саулом как