несколько дней назад папа стал пытаться объяснить Эдди правила, чтобы они могли играть вместе, но он настаивал, что они должны разговаривать. И сразу стало очевидно – жалкий провал, – говорит Келли и закатывает глаза. – Но сегодня утром Эдди нашел самоучитель в коробке от шахматного набора, сел, прочитал все это, потом взял AAК и попросил папу поиграть. Папа, похоже, наконец понял, что если он хочет играть с Эдди, ему придется общаться на условиях Эдди. С тех пор они там и сидят. Папа легко выиграл первую игру, но у меня такое чувство, что он позволит Эдди выиграть эту. Я просто подумала, что тебе будет интересно посмотреть… знаешь, ведь это чудо, что папа наконец-то нас послушал.

– Иногда… – Я поперхнулась. – Иногда папе нужно убедиться во всем самому. Мне кажется… возможно, мне следовало подумать об этом несколько лет назад.

– Пожалуйста, не надо, мамочка. – Келли смеется. – Ты и так много всего делаешь. Тебе не нужно думать еще и за папу. Как отпуск?

– Это не от… – начинаю я поправлять ее, но умолкаю. – Знаешь, Паскаль, сегодня я стояла на вершине горы и оттуда можно было увидеть сразу две разные страны. А еще я раскрыла удивительную тайну из прошлого Бабчи. И мне не терпится вернуться домой и рассказать тебе обо всем. Однажды мы вместе приедем сюда, в Европу, и я заставлю тебя попробовать квашеную капусту.

– Что это такое?

– Это капуста, которая перебродила.

– Фу! Мама! Способ сделать отвратительную еду еще более отвратительной!

Мы с Зофией обмениваемся улыбками.

– Похоже, у вас и без меня все в порядке, – говорю я Келли.

Ее взгляд смягчается.

– Мамочка, мы скучаем по тебе. Очень. Но… Мне не терпится узнать все о твоей поездке. И сегодня у нас все хорошо. Еще две ночи, верно?

– Еще две ночи, – бормочу я и зеваю. Громко. Келли смеется. – Медвежонок, я уже доехала до своего отеля, так что мне нужно идти, но, пожалуйста, скажи папе, что я позвоню ему через пять минут?

– Конечно, мам. Поговорим с тобой завтра. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, медвежонок, – отвечаю я, и она дает отбой. Зофия паркует машину, поворачивается ко мне.

– Хорошо, что вы не уехали домой этим утром, верно? – говорит она, и я тихо смеюсь.

– Возможно, это было бы ошибкой десятилетия.

* * *

– Привет, Элис. – Уэйд настороженно отвечает на мой звонок. Он смотрит в камеру так, словно она вот-вот его укусит.

– Прости, – выпаливаю я, и его брови сходятся на переносице.

– Я знаю, ты написала мне…

– Нет, Уэйд. Мне действительно жаль. – Я всхлипываю, и теперь он выглядит совершенно испуганным. – Эдди нуждается в тебе так же сильно, как и во мне. На этой неделе ты сделал с ним то, чего не смогла я, и это может только расширить его мир. Прости меня.

– Элли, и ты прости меня, – шепчет Уэйд, и я вижу, как румянец расплывается по его лицу. – Были вещи, которых я совсем не понимал. Теперь я немного лучше в них разбираюсь.

– Я разгадала большую тайну Бабчи, – сообщаю я сквозь слезы. А потом, уже начав безудержно реветь, пытаюсь ввести его в курс дела.

– Элис, – говорит он, когда я наконец перестаю навзрыд причитать. – Я чертовски горжусь тобой!

Всего на секунду весь хаос внутри меня замирает, и мой разум совершенно успокаивается. У меня есть великая любовь, такая же, как великая любовь Бабчи, и этот человек рядом. Наши отношения не безоблачны и непросты, потому что наша жизнь не безоблачна и непроста – и изо дня в день все труднее сохранять в себе эту любовь, потому что нам приходится справляться со многими вещами. Но прямо сейчас – всего на мгновение – такие понятия, как статика управления детьми, его карьера и динамика нашей семейной жизни, полностью рассеялись, и моя любовь к Уэйду растет. И пока это все, о чем я могу думать.

Прямо сейчас я точно знаю одно: если бы расставание между нами было бессрочным, я бы сосредоточилась на возвращении всеми способами, пока не воссоединилась бы с ним.

И неважно, как выглядело бы это воссоединение.

«Бабча огонь Томаш».

Я закрываю глаза, потому что наконец-то понимаю.

– Уэйд!

– Да, милая, – шепчет он.

– Бабча огонь Томаш! Наконец-то я поняла! «Огонь» олицетворяет не страсть, он даже не олицетворяет любовь. Это огонь в буквальном смысле. Бабча хочет, чтобы я отвезла ее прах домой. Она хочет, чтобы я похоронила ее рядом с Томашем.

Взгляд Уэйда смягчается.

– Хорошо, любовь моя… мы сделаем это, обязательно.

* * *

Я невероятно рада, что скоро увижу свою семью, и весь обратный полет я представляю, как они ждут меня у выхода в зал прилета. Я представляю, как бегу к ним и обнимаю детей, и все улыбаются и счастливы видеть меня дома. Я знаю, что обманываю себя, потому что с инвалидностью Эдди зал прилета – сложное место для ориентации. Бесконечные звуки, запахи и бурлящая толпа создают идеальный шторм сенсорной перегрузки, который в сочетании с эмоциональным воздействием моего возвращения почти гарантированно приведет к срыву.

Когда самолет приземляется, я включаю свой телефон, и реальность поражает, превосходя мои ожидания.

«Милая, я не уверен, как Эдди поведет себя в переполненном зале прилета, поэтому я нашел место для парковки, и мы ждем тебя в машине. Надеюсь, ты не слишком разочарована».

«Разочарование» – совсем не то слово, которым я описала бы чувства, охватившие меня, пока я читала это сообщение. «Гордость» и «недоверие», вероятно, ближе к истине – потому что Уэйд понял и предсказал реакцию Эдди и нашел свой собственный обходной путь без малейшего вмешательства с моей стороны.

И вот наступает момент радостного воссоединения: я вижу машину, а Келли, стоящая у двери, видит меня, и в ту минуту, когда мы встречаемся взглядами, она бросается ко мне и обрушивает поток пронзительной, возбужденной болтовни. Это означает, что у меня есть минута или две наедине с ней, прежде чем я увижусь с Эдди, который все еще пристегнут к своему сиденью в машине. Уэйд сидит впереди. Они оба уставились в свои гаджеты с одинаковым застывшим на лицах счастьем. Эдди смотрит видео с поездом, Уэйд читает что-то, подозрительно похожее на блог мам. Я слабо смеюсь, подходя к автомобилю.

– Привет, вы двое. Вы хоть немного рады меня видеть?

Эдди поднимает глаза, визжит от восторга и в ту же секунду, совершенно ошеломленный, разражается слезами. Я спешу распахнуть дверцу и прижать его к себе.

– Все