Все это было чрезвычайно захватывающе, но у меня оставалось очень мало времени, чтобы переделать оркестровку «Реквиема» для полноценного симфонического оркестра. Так что попросил Дэвида Каллена помочь мне. Затем я обратился к папиному звездному ученику Дэвиду Каддику с предложением стать моей правой рукой.

ТАКЖЕ МНЕ ПРИШЛОСЬ ПЕРЕДАТЬ ЕЩЕ ОДИН ПРОЕКТ – запись заглавной песни для оперного попурри Кена Хилла. Кто-то предложил позвать на роль продюсера и поэта-песенника Майка Батта. Возможно, это даже был я. Майк по большей части известен как человек, стоящий за «The Wombles of Wimbledon», но он также написал «Bright Eyes» и саундтрек к мультфильму «Опаснейшее путешествие». Работу над этим мультфильмом предлагали мне, но после провала «Дживса» его продюсеры быстро забрали предложение обратно. Вскоре мы с Майком написали вещь, которой очень гордились, и в начале ноября он записал трек в «Эир Студиос». Сара предложила своего прежнего возлюбленного Майка Морана на роль клавишника.

Несмотря на то что песня закончилась совершенно иначе, аранжировка ритм-трека составила основу театральной оркестровки. Мы также написали инструментальную версию; виртуозная органная часть Майка была записана в половину медленнее, чтобы сделать ее возможной для воспроизведения. В результате она стала первой частью увертюры. Но все это происходило в редкие свободные минуты, потому что наше с Кэмероном участие в судьбе «Призрака» Кена Хилла практически сошло на нет.

Это произошло во время поездки в Японию. Хотя я отбросил все, что мог, чтобы сконцентрироваться на «Реквиеме», я просто не мог не полететь на показ «Кошек» вместе с Сарой, Кэмероном и Брайаном. Также я узнал, что Джим Шарман, режиссер лондонской постановки «Иисуса Христа – Суперзвезды», тоже собирался прилететь в Токио. Затем Джим поставил «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Это к разговору о приятных неожиданностях. Кто мог лучше поставить «Призрака» Кена Хилла, чем человек, который запустил самый популярный мюзикл последних лет?

Мы приехали в Токио и прямиком отправились на банкет, организованный в нашу честь звездой японского театра, продюсером Кэита Асари, чья компания Shiki Theatre занималась постановкой «Кошек». Главным деликатесом были выдержанные суши из тунца. Никогда не думал, что нужно выдерживать рыбу для суши так же, как это делают с мясом для стейков. Вместо того чтобы хранить рыбу в прохладном помещении, ее складывают в маленькие корзинки, как для димсамов, разница только в том, что на дне лежит лед. Это восхитительное блюдо подавали самые скромные на вид гейши, которые кланялись и расшаркивались перед нами – но не перед Сарой – как будто мы находились в каком-то старом голливудском фильме с восточным колоритом. Гости не должны были знакомиться с гейшами, так что я совершил оплошность, когда спросил у одной из девушек, не принесет ли она еще немного этих чудесных суши. Он шепотом ответила мне: «Я ваша Кошка Гамби».

Итак, гейши на самом деле были нашими актрисами. Можете себе представить, как чувствовала себя Сара. Я разрывался между удивлением и улыбкой. Мысль о привлекательной будущей миссис Джон Неппер в облачении гейши, разносящей суши, была просто невероятно соблазнительной.

Следующим шоком был шатер. Мы с Кэмероном и Брайаном согласились на урезанные роялти в Японии, потому что нам сказали, что в Токио нет походящего театра, с полукруглой сценой, и шоу придется показывать во временном шатре. Его проектирование и установка стоили довольно дорого, отсюда и урезанные роялти.

Шатер походил на город. В нем были рестораны, все необходимые помещения для зрителей и сотрудников, огромнейшая акустическая система, какой я никогда не видел в театре, рассчитанном на тысячу мест, и осветительная установка, которой требовалась небольшая электростанция. Мы также узнали, что японская постановка не стоит в одном месте дольше пары месяцев.

НАША ВСТРЕЧА С ДЖИМОМ ШАРМАНОМ прошла очень хорошо. Я был рад увидеть его спустя десять лет. Но было понятно, что он уже давно распрощался с миром трансвестита Фрэнка-эн-Фёртера. Теперь он занимался серьезными постановками, последними он поставил «Смерть в Венеции» Бриттена и «Лулу» Берга. Пошлые комедии больше не входили в сферу его интересов.

«Ты должен сделать это, – сказал он, когда мы прощались, – ты должен написать “Призрака”».

Его совет меня не впечатлил. Последним, что я хотел бы написать для театра после «Экспресса», было несколько случайных песен для комедийного мюзикла.

Так что мы с Кэмероном решили попрощаться с «Призраком». Мне было вполне достаточно «Реквиема», а он обнаружил французское шоу по мотивам «Отверженных» Виктора Гюго, и теперь пытался заставить Тревора поставить его с Королевской шекспировской компанией. Кэмерон сообщил Кену Хиллу, что без Джима Шармана мы не сможем работать над проектом. Брайн поблагодарил Майка Батта: возможно, та песня из «Призрака» когда-нибудь станет новым синглом Сары Брайтман. Но не раньше, чем я доведу до ума «Реквием».

Не знаю, сколько из композиторов, писавших реквием, кричали во время репетиций «Полцарства за катафалк!», но я совершенно точно делал это во время первого прогона с оркестром.

Дело было в начале декабря в Хенри-Вуд-Холе в Южном Лондоне. Лорин Маазель стоял на дирижерском подиуме. Казалось, все лондонские знатоки классической музыки собрались, чтобы послушать наш шедевр, и это было катастрофой. Переработка для полноценного оркестра сделала мою вещь, предназначенную для шести инструментов, бесцветной, похожей на размазанное бланманже. Запись нужно было отложить на пару месяцев, чтобы доработать «Реквием», но сеансы были уже забронированы, а телекомпания Би-би-си уже обязалась снимать премьеру в Нью-Йорке. Режиссером был назначен самый серьезный музыкальный продюсер и ведущий Хамфри Бертон. Он был тесно связан с Леонардом Бернстайном и не имел равных в съемке классических музыкальных мероприятий. Отступать было некуда.

На следующий день я встретился в Лорином. Дэвид Каллен хорошо выполнил свою работу – он сохранил мои мотивы и хоральный стиль, просто версия «Реквиема» для симфонического оркестра обнажила все шероховатости. Лорин предложил быстрое решение. Отказаться от скрипок. В качестве временного решения это могло сработать. Так ни что не помешает строю голосов. Мы с Дэвидом Каддиком целую неделю перерабатывали музыку, а Дэвид Каллен проделал потрясающую работу, с невероятной скоростью внеся наши изменения в оркестровку.

* * *

ЗАПИСЬ НА «ЭББИ-РОУД» заняла пять сеансов на предрождественской неделе. Пласидо был в прекрасной форме, единственной частью, с которой ему пришлось помучиться, была «Hosanna». Поскольку она записывалась с классическим оркестром, звук барабанов слышался повсюду, и это мешало. Я восхищался, как Джон Курландер, главный звукорежиссер классической музыки в EMI, справлялся с оркестром и хором. Запись осуществлялась через «дерево», которое представляет собой связку узконаправленных микрофонов, подвешенных над подиумом дирижера. Следовательно, партии записываются именно в таком соотношении, какое нужно дирижеру. Только у солистов были индивидуальные микрофоны. Я узнал, что старомодные музыкальные монтажеры действительно монтируют запись, измеряя длину ленты, на которую была записана та или иная часть, и заменяя таким же куском с ленты, которая, по мнению продюсера, звучала лучше. Поразительно, что такой примитивный способ всегда работал. Увы, этот навык был утерян с наступлением цифрового века. Я был очень воодушевлен и горд, когда впервые послушал финальную запись, ведь я действительно прыгнул в неизвестность, но прыжок вышел довольно ловким. Конечно, все вокруг поддерживали меня. Но сейчас я уже не так уверен в качестве своего произведения. На самом деле, я думаю, что когда-нибудь перепишу «Реквием».