Треуголка Наполеона. Хранится в одном из музеев Бельгии в память о сражении при Ватерлоо

1. В XIV в. «черная смерть», внезапно сократив население Англии на треть, казалось, благоприятствовала раскрепощению крестьян и дроблению хозяйств; во второй половине XVIII в. внезапный рост населения, напротив, повлек за собой усиление «огораживаний». Около 1700 г. количество жителей Англии оценивалось в 5,5 млн; до 1750 г. эта цифра росла очень медленно, а потом за одно только царствование Георга III вдруг удвоилась, достигнув в 1821 г. 14 млн. Причин для такого увеличения было несколько. Стремительное развитие промышленности, гарантированно использовавшей труд детей, к несчастью даже самых юных, поощряло бедные семьи к размножению. Из-за переселения работников из деревни в город они набивались помногу в слишком тесные, перенаселенные дома, где традиционные чувства стыдливости и сдержанности ослаблялись. В то же время увеличение рождаемости и прогресс медицины уменьшали смертность. Было покончено с большими эпидемиями, одним махом сокращавшими на треть население Лондона. За детьми и матерями лучше ухаживали при родах; в большинстве городов открывались больницы. Увеличившемуся населению требовалось больше пищи. Вот откуда возникла необходимость расширить обрабатываемые площади, а из этого проистекли и определенные выгоды для землевладельцев.

2. Но такое процветание сельского хозяйства шло на пользу только лендлордам (landlords). Любое правительство поощряет некоторые экономические интересы. Тюдоры поддерживали купцов, Карл II обеспечил преобладание сельских джентльменов, которым был обязан своим возвращением. Парламенты XVIII в. состояли из крупных землевладельцев и сквайров, а законы, которые они принимали, были не слишком благоприятны для деревенского люда. Фермеров, имевших долгосрочный арендный договор, вдруг стали заменять арендаторами, которых можно было изгнать, предупредив всего за шесть месяцев. Все поземельные сборы увеличились. Чтобы стать магистратом, получить чин в ополчении графства, добиться права охоты, приходилось становиться богаче, чем прежде. Старинным народным и по преимуществу приходским органам самоуправления пришли на смену органы власти графства — аристократические. За время Французской революции мировые судьи стали суровее. Наконец, крупные землевладельцы часто испытывали искушение воспользоваться своим политическим и административным весом, чтобы округлить собственные владения, и им это удавалось тем легче, что их личные интересы, казалось бы, совпадали с национальными.

Шотландское фермерское хозяйство. Гравюра. Около 1780

3. Общинные поля, еще очень многочисленные в 1750 г., на самом деле были примером довольно примитивного землепользования. Один небрежный земледелец, не выпалывавший сорняки, мог свести на нет всю работу остальных. Крестьянин проводил жизнь, бегая от одного клочка земли к другому. Употребление органических удобрений и мергеля было затруднено, потому что у обрабатывавших эти крохи земли не было денег на покупку новых средств. Тем не менее в Голландии, во Франции зарождалось научное земледелие, которое популяризировали в Англии такие люди, как Джетро Тал и лорд Таунсенд. Этот последний, забросив политическую жизнь, сделался ученым-земледельцем. Вместо того чтобы оставлять каждые три года поля под паром, он стал чередовать посадку корнеплодов (репа, свекла) с посевом злаков и трав (эспарцет, клевер) и таким образом готовил себе запасы на зиму, чтобы кормить скот. Крестьяне пожимали плечами и ворчали: «Вольно́ джентльмену клевер сеять! А нам-то чем за аренду платить?» Но крестьяне ошибались, и более продуктивный метод обязательно должен был одержать верх. Куку из Норфолка, знаменитому земледельцу, чье образцовое хозяйство привлекало путешественников со всей Европы, удалось с помощью осторожного использования органических удобрений выращивать зерновые культуры на прежде бесплодных землях. Беквелл улучшал породы животных — коз, овец. Поняв, что потребность в мясе будет увеличиваться вместе с ростом населения, он пытался вывести вместо длинноногих животных, уместных, когда Англия была покрыта болотами, оврагами и колючими зарослями, низкорослые мясные породы. Эти опыты забавляли эпоху, проявлявшую любопытство к науке и новшествам. В продолжение всего XVIII в. земледелие и животноводство были в моде. Нувориши вкладывали свои деньги в земли. Как только у врачей, пасторов, судейских появлялся какой-то досуг, они становились фермерами. «Фермерское племя, — писал Юнг, — теперь образовано всеми классами, от герцога до подмастерья».

Сеялка. Англия. XVIII в.

4. В начале XVIII в. принадлежавшие общинам залежные земли и пустоши все еще занимали огромные площади. При Георге III крупные землевладельцы изо всех сил старались вынудить «держателей», чтобы те обносили свои поля оградой. При этом сами приреза́ли к собственным владениям не только обработанные участки, но и некоторую часть общинных земель, commons. Это делалось с помощью «частных», закрытых для публики актов парламента. За время царствования Георга III было проведено 3354 таких акта, и для новых методов землепользования стали доступны около 4 млн акров. Чтобы добиться от парламента принятия подобного акта, было достаточно, чтобы ходатайство поддержали три четверти землевладельцев прихода. Но эти три четверти считались не по количеству владельцев, а по площади находившейся в их владении земли, так что в некоторых приходах сквайр единолично составлял большинство. Для вящего приличия он объединялся с несколькими другими крупными землевладельцами и подавал заявку в парламент. Крестьян при этом даже не ставили в известность, те узнавали об отторжении своих общинных земель уже потом. Огораживания позволили создавать крупные фермы с обширными угодьями и применять научные методы, в результате чего необычайно увеличивалось производство продукции. Англия стала одной из житниц Европы. Но мелкие крестьяне жестоко страдали от обезземеливания. Исчезновение общинных земель лишало их клочка луга, позволявшего им иметь корову, или кусочка леса с желудями для свиней, где сами они всегда находили топливо для кухни и обогрева. Они были подавлены, перестали работать от души и позволяли себе скатываться к лени, пьянству или переселялись в города на севере, где новой промышленности требовались рабочие руки. Тогда-то и был отменен этот замечательный закон Елизаветы, запрещавший строить коттеджи, не оставляя при них по меньшей мере 4 акров сада. Именно эта отмена позволила разрастись кварталам трущоб (slums), которым предстояло позорить большие английские города вплоть до XX в.

5. В былые времена йомен сопротивлялся бы и цеплялся за свою землю. Но, кроме городов, его манили и колонии. С 1740 по 1763 г. Англия приобрела бо́льшую часть французских колониальных владений. Отважным фермерам сулили пристанище и малонаселенная Канада, и процветавшие американские штаты. Те, кто оставался, поступали на службу к лендлордам. Коббет замечает в 1821 г., что по всей Англии там, где раньше было три фермы, теперь осталась всего одна. В 1826 г. он отметил, что в некоей деревне 14 прежних ферм заменила одна-единственная. Слово йомен стремится к исчезновению. «В XV в. это слово обозначало одновременно независимого землевладельца и фермера; в XVIII в., наоборот, словом „фермер“ обозначают и тех и других, отмечая целый класс знаком зависимости по отношению к джентри». Зависимости, которая позже обернется подражанием. В 1820 г. крупный фермер — это уже не первый из своих работников, но богатый человек, который хочет жить как джентльмен и участвовать в псовой охоте. «А когда фермеры становятся джентльменами, — пишет Коббет, — их работники становятся рабами». Все время, покуда длились Наполеоновские войны, высокие цены на сельскохозяйственные продукты еще позволяли выжить тем из мелких фермеров, кто смог сохранить свою независимость. Ватерлоо их прикончило, и тогда стало видно, как почти поголовно исчезает этот средний деревенский класс, так долго бывший военным и нравственным оплотом Англии.