Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пол накренился. Я подобрала под себя ноги, словно по нему бегали тысячи крыс.
И снова завизжала. Пилот что-то кричал, но я по-прежнему ничего не понимала!
Я в ужасе посмотрела на Эгана.
– Что ты такое говоришь? – вырвалось у меня.
Он заорал с такой силой, словно это была единственная возможность покаяться в грехах, чтобы смерть была не столь ужасной.
– Я всегда знал, что ты задумала! – прокричал он. – Всегда знал, что ты хочешь меня уничтожить, но я и сам этого хотел, потому и воспользовался твоим планом, чтобы осуществить свой собственный: потопить Эдриена! После показа видеозаписей я собирался доставить тебя в безопасное место, но тут случилась авария, я думал, что ты погибла, и считал виноватым себя!
Мое тело безвольно моталось из стороны в сторону. Я все еще плакала, не в силах остановиться, но от этого признания на моем лице застыла маска потрясения. Я замерла от ужаса и изумления, на грани остановки сердца.
Эган продолжал говорить, а вокруг все дрожало.
– Всякий раз, когда я пытался тебя унизить, я делал это, чтобы ты убралась к чертовой матери и держалась от нас подальше! Я думал, это будет легко, что ты слабая, но ты продолжала крутиться рядом, и под конец я уже не знал, как от тебя защититься! И тогда решил использовать твою цель, чтобы добиться собственной, и начал стараться, чтобы ты возненавидела меня еще больше и поверила, будто можешь противостоять мне.
Это меня ошеломило.
Совершенно.
И абсолютно.
Внезапный приступ еще более сильной тряски помешал мне это переварить. Казалось, сам Иисус протянул руку с неба, чтобы схватить самолет и швырнуть его, как детскую игрушку.
Я вцепилась ногтями в подлокотники и приготовилась к неизбежной смерти. Я вдохнула так глубоко, что легкие наполнились до предела и заболели ребра. Затем резко выдохнула и в панике заорала.
Это был конец. Я попыталась представить собственные похороны, и меня охватил еще больший ужас, когда я поняла, что никаких похорон не будет, ведь мы упадем в море, и нас не найдут. Никто даже не узнает, что с нами случилось. Даже если бы мы выпрыгнули из самолета, нам все равно не удалось бы спастись: мы разбились бы, ударившись о воду, и утонули бы. Вот наше наказание за жестокость.
Кричал Эган.
Кричала я.
Все вокруг тряслось, по салону летали вещи.
Пол завибрировал.
А вскоре, словно высший судия решил сменить гнев на милость, все закончилось.
Последний маленький толчок ознаменовал конец пытки, самолет выровнялся и стал набирать высоту. Пол снова вернулся на место. Двигатели заработали нормально.
Вот так просто.
Вот так, после всего этого ужаса.
Вот так, чтобы подшутить над тем, что мы только что пережили.
Мы оба сидели неподвижно, словно заледенев, хотя грудь учащенно вздымалась. Мы посмотрели друг на друга – пристально, неотрывно, ошеломленные как близостью смерти, так и собственной на нее реакцией.
Воцарилась тишина. Несколько минут мы слышали только легкий гул двигателей, пока наконец не осознали, что положение изменилось. Все спокойно. Все в порядке.
Пилот высунул голову из кабины, улыбаясь до ушей.
– Мы выправились и скоро будем на месте! – с облегчением воскликнул он. – У вас все нормально?
Ну да, если не считать того, что придется сменить белье, вернуть на прежнее место яйца и яичники, застрявшие где-то в районе глотки, поймать и загнать назад души, в панике покинувшие тела, и привести в порядок лицевые мышцы, одеревеневшие от крика. Да, пожалуй, можно сказать, что у нас все нормально.
Пилот вернулся на место. Мы с Эганом еще несколько секунд в ужасе смотрели друг на друга.
Мой разум лихорадочно прокручивал все пережитое: его слова и что они значат…
Еще дрожащими пальцами я поспешно расстегнула ремень, после чего пулей бросилась в туалет. Пинком распахнув дверь, я нагнулась над унитазом.
Меня вырвало.
Просто вывернуло наизнанку. Такое впечатление, будто у меня вываливались глаза и все органы, но я лишь извергла из себя все, что было в желудке. Во мне как будто отключился какой-то механизм, отвечающий за равновесие и координацию. Пришлось хвататься за стены идиотского сортира, чтобы не упасть.
Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.
Почему Эган отдал мне такую важную вещь, как эти записи? Почему Эган Кэш дал мне нечто такое, что могло разрушить его жизнь? Ответ был очевиден: потому что он в любом случае оставался в выигрыше.
Он меня использовал. Я пыталась понять, что чувствую по этому поводу.
Ярость? Нет. Печаль? Тоже нет. Бешенство? Вот уж точно нет. Заинтересованность? Пожалуй, да. Любопытство и интерес? Пожалуй, даже слишком, прямо-таки в избытке. А еще необходимость задать ему кое-какие вопросы. Необходимость все выяснить.
Слегка очухавшись, я вернулась. Добралась до сиденья, хватаясь за все подряд. Эган по-прежнему сидел в кресле и смотрел в иллюминатор, опершись о подлокотник и подперев подбородок большим и указательным пальцами, очень серьезный и напряженный. Возможно, он уже жалел, что все мне выложил.
В воздухе витало что-то странное.
– Тебе Александр сказал или ты сам догадался? – спросила я.
Он покачал головой и сжал губы, словно боясь проговориться. И промолчал.
Но теперь нам уж точно придется поговорить.
– Эган, что еще ты скрываешь? – упрекнула его я. – Ты патологический врун?
Ну, положим, это была неправда, потому что перед лицом смерти он явно раскаялся в содеянном и признался.
Но… Эган раскаивается? Если это правда, то она стоит целого состояния.
– В моих словах не было ни капли правды, – попытался отговориться он.
– А я думаю, единственный раз в жизни ты сказал правду, – парировала я.
Он попытался что-то возразить, убедить меня, что я ошибаюсь.
– Джуд…
– Да говори уже! – раздраженно выкрикнула я.
– Все уже кончилось! – воскликнул он, как подросток, упорно не желающий говорить о найденном в его комнате белом порошке.
Меня слегка разозлило его глупое поведение.
– Это по твоей вине я здесь оказалась, – гневно отчеканила я. – Ты просто обязан сказать мне правду.
Эган сжал челюсти, стараясь не смотреть на меня. Он облажался и знал это, но не понимал, что теперь делать. Было у меня легкое подозрение – Кэш не хочет говорить правду, потому что никогда не собирался ее открывать, и его искренность меня удивила. Эган собирался до конца хранить тайну и даже не похвастаться своими великими достижениями? Или он не считал это великими достижениями?
Я сверлила его взглядом, пока ему не осталось ничего другого, как сдаться.
– Я постарался изо всех сил, чтобы в конце концов все произошло