Кэтрин овдовела, у нее не было детей. Ее отношения с королевой стали еще более близкими. Сколь бы Елизавета ни жалела леди Хантингдон, втайне она была рада тому, что теперь ничто не мешает Кэтрин полностью сосредоточиться на своих обязанностях. Вскоре Кэтрин заняла видное положение при дворе. Приближенные королевы замечали, что она много времени проводит рядом с Елизаветой. К февралю 1598 года сообщалось, что «Леди Хантингдон находится при дворе и очень приватно беседует с ее величеством дважды в день»[709].

К чести Кэтрин надо сказать, что она не стремилась использовать свое влияние на королеву, чтобы способствовать продвижению друзей и родственников. Придворные дамы постоянно засыпали королеву бесчисленными просьбами даже в те часы, когда Елизавете хотелось просто отдохнуть в уединении личных покоев. Поведение леди Хантингдон выгодно отличало ее от остальных. Королева чувствовала, что она проводит с ней время из верности или ради удовольствия, а не ради материальной выгоды. К лету 1600 года Кэтрин заняла настолько высокое положение, что Уайт писал: «Она управляет королевой, и многие часы они проводят в очень приватной обстановке»[710].

Другие женщины, с которыми Елизавета в поздние годы своего правления любила проводить время в личных покоях, проявляли столь же бескорыстную преданность, что и леди Хантингдон. Самой старшей среди них была Кэтрин Говард, графиня Ноттингемская. Она знала Елизавету еще до того, как та стала королевой, и в 1572 году стала первой камер-фрейлиной. В силу своего положения она проводила рядом с королевой очень много времени, а главной ее обязанностью был надзор за обширным королевским гардеробом. Она также входила в группу доверенных дам, заботившихся о королевских драгоценностях, среди которых были бесценные камни, ожерелья, браслеты и другие украшения, полученные королевой в подарок. Графиня отличалась большой щедростью. Зная, что Елизавета любит животных, она однажды подарила ей «украшение из золота в виде играющих кота и мышей с мелкими бриллиантами и жемчужинами», а также «золотую борзую в украшенном бриллиантами ошейнике и золотого дельфина с рубинами»[711].

Дружба Елизаветы с некоторыми придворными дамами раскрывает более нежную сторону ее характера, чем та, что была знакома внешнему миру, где королева часто давала волю своему гневу. Еще одной верной компаньонкой королевы была леди Марджери Норрис, супруга одного из любимых ее придворных, сэра Генри Норриса. Узнав, что в 1597 году двое сыновей Норрисов погибли в ходе военной кампании в Ирландии, Елизавета написала сердечное сочувственное письмо Марджери: «Не мучайте себя тщетными усилиями, но явите хороший пример, чтобы утешить вашего скорбящего супруга». Елизавета писала: «Природа не могла бы проявить большей скорбной любви к вам как к матери дорогого сына, чем благодарность и память о его верном служении, живущая в нашем сердце — в сердце его суверена»[712].

Еще одной приближенной дамой королевы была Хелена Горджес (урожденная Снакенборг), шведская дворянка, посетившая Англию в 1564 году в составе свиты принцессы Сесилии, сестры короля Швеции Эрика — одного из многих женихов Елизаветы. Тогда Хелене было шестнадцать лет. Своими рыжими волосами и светлой кожей она напоминала английскую королеву в юности. Хелена была совершенно очарована Елизаветой и откровенно подражала ей в одежде и поведении. Она даже копировала ее подпись, окружая букву «Н» такими же причудливыми росчерками, какие окружали елизаветинское «Е». Польщенная королева настояла на том, чтобы девушка осталась при английском дворе, когда принцесса Сесилия вернулась в Швецию. И с того времени Хелена верно и преданно служила Елизавете.

Стареющая королева стала предпочитать суете и шуму придворной жизни спокойное общество преданных ей дам. К шестидесяти годам между личными доверенными дамами и новым поколением молодых фрейлин образовалась пропасть. Юная энергия молодых дам раздражала и саму Елизавету, и ее преданных подруг. Старый вице-камергер королевы, сэр Фрэнсис Ноллис, жаловался на буйные выходки молодых придворных дам, которые часто «веселятся и поднимают шум в соседних комнатах, причиняя ему сильное беспокойство по ночам»[713]. Елизавету подобное поведение сильно раздражало, и она часто «ругалась на этих невежливых и презренных девиц», заставляя их «плакать и стенать самым жалостным образом»[714]. Гнев королевы усиливало еще и понимание того, что она более не может полностью контролировать персонал личных покоев. Елизавета с горечью сознавала, что более не является самой желанной дамой при дворе.

Но королева не желала уступать в борьбе за сексуальное превосходство. Она появлялась при дворе во все более пышных и ярких платьях, но при этом приказывала придворным дамам носить только черное или белое. Не все из них были готовы подчиниться. Одной из самых непокорных и дерзких дам королевской свиты была леди Мэри Говард. Однажды она появилась при дворе в роскошном платье из дорогого бархата, «усыпанного золотом и жемчугом». Помощник сэра Джона Харингтона вспоминал завистливые взгляды, которыми ее провожали. С завистью смотрела на леди Говард и королева, которая понимала, что это платье «превосходит ее собственное». Желая отомстить за унижение, королева через несколько дней приказала слугам украсть платье из комнаты леди Мэри и доставить его ей. Елизавета была намного выше леди Мэри, поэтому платье оказалось слишком коротким. И все же королева примерила его перед своими дамами, потребовав ответа: как им нравится ее наряд по новой моде? Когда никто не ответил, королева обратилась к самой леди Мэри. Та обиженно ответила, что платье «слишком короткое и плохо сидит». «Что ж, — парировала Елизавета, — если для меня оно слишком коротко, то для тебя слишком хорошо, а значит, и на тебе сидит плохо»[715].

Платье срочно упаковали и отослали прочь. Леди Мэри никогда не осмеливалась более надевать его в присутствии королевы. Но она смертельно обиделась на этот унизительный выговор и стала вести себя по отношению к королеве еще более непочтительно — отказывалась вовремя подавать королеве накидку для традиционной утренней прогулки или подавать «Чашу благодати», когда королева обедала в личных покоях[716]. Она часто отсутствовала в часы трапезы и молитв. Когда Елизавета выговорила ей за пренебрежение своими обязанностями, леди Мэри «дала столь неподобающий ответ, что вызвала гнев своей госпожи»[717]. Подобное неуважение со стороны придворной дамы показывало, насколько изменилась ситуация при дворе. Но Мэри была не единственной придворной дамой, решившейся на такой поступок. Фрейлины королевы часто смеялись над ней за ее спиной за то, что Елизавета «пытается разыгрывать роль молодой женщины»[718].