– От Олеана что-нибудь слышно? – наконец тихо спросил он своим хрипловатым голосом, похоже, севшим в расплату за его аномальность.

– Да. Он не вернётся сюда. Но вряд ли просто так вас тут оставит.

Сорокин ужасно выглядел. Весь избитый, с кровоподтёками и старым, до сих пор не зажившим фингалом, порезами на лице и шее.

Чёрные волосы, едва не достающие до плеч, спутаны, но не сильно взъерошены, может быть оттого, что были не самыми чистыми.

Но при всем этом выглядел он до сих пор внушительно. Как Олеан – но порождал не доверие. А страх и ужас перед неизвестным. Перед тем, что тебя сожрёт. Август держал руки в карманах толстовки, состоящей будто бы из заплаток – но в качестве дизайнерского решения, судя по всему.

В ответ он просто кивнул, что-то утвердительно промычав.

Я отвернулся, заметив, что Эндрю хочет поговорить с одноклассником. Я отошёл в сторону и решил пообщаться с Дэмианом сам.

Раздался несколько агрессивный шёпот Эндрю. Либо обеспокоенный. Август молчал, отвечая что-то коротко и сухо, с сарказмом.

Я посмотрел в камеру Дэмиана.

Он ответил мне продолжительным молчанием.

– И ты знал.

Куин-младший неопределённо пожал плечами. «Считай, как хочешь».

– Ты знал.

И я вспомнил. Не украл воспоминания. Размышлял сам.

Сидящий в углу трясущийся Дэмиан, вокруг которого шумели люди, предупреждая о пожаре. Везде царила паника. Человек, панически боящийся огня и не единожды от него пострадавший. Сидел в углу и трясся.

И никто, никто не мог его спасти.

Я не слышал, что Олеан сказал Куину-младшему, стараясь его успокоить. Но это сработало.

И теперь я понял, что он ему тогда сказал. Всего три слова.

«Это был я».

Ворон

Мрачное пение, разносящееся по всему помещению тюрьмы, отражалось от стен и образовывало причудливое эхо. Слов я не мог расслышать, но явно чувствовал, что там упоминается смерть.

– Та-да-та-да-та…[22] – Август тихо напевал на родном языке в своей камере, постукивая пальцами по стене. Наслушавшись, я остановился напротив его камеры. У прохода на лестницу стоял врач, но за мной не наблюдал. Этим были заняты двое охранников – уже не Крозье и не Эрнест. Я постучал костяшками по решётке, привлекая внимание Сорокина.

– К сожалению, выпустили они только меня в силу… физических особенностей. Болезни, в общем. А Гоголя забрал капитан Рыжая Борода – как своего подручного. Видимо, снова нацепит на него наручники или цепи. Проклятый мужик. Что же до вас с Куином… – я понизил голос. Август придвинулся ближе к двери. – Ждите.

Развернувшись, я заковылял по направлению к врачу. Он кивнул, охранники смерили нас настороженными взглядами, и мы начали подниматься по лестнице.

Из медицинского кабинета меня не отпускали – только раз, увидеться с моими друзьями, а Совы, связавшиеся с лицеем, требовали приковать к койке преступника наручниками. Было очень неудобно, ведь так я действительно не мог исчезнуть во тьме даже без установленного аномального защитного барьера. Либо пришлось бы тащить всю постель с собой.

Однако теперь, когда я чувствовал себя снова живым, меня перевели в отдельную комнату с несколькими койками – она была чуть больше стандартного кабинета. Но как только меня притащили из подземных камер и бросили сюда, приковав наручниками, у меня появился сосед. Я понял, что именно он лежал на второй койке – их и было всего две – в предыдущей комнате за шторой, подобной той, что висела у нас с Коэлло.

Я видел, что его ладони тщательно перебинтованы. Пустой взгляд. Потерянность в каждом движении. Не знаю, каким именно образом это можно было бы описать иначе.

Я узнал его. Он обжёг меня на одном из первых уроков по аномальной магии. И забрали его одним из первых.

Юлиан. Он вернулся. И он не в плену.

Но где остальные?

– Где?

Он поднял на меня взгляд. Обжигающий так же, как и его аномальность. Он промолчал и прошёл мимо.

Я просто смотрел. А на что ещё я был способен в данный момент?

Он лёг на кровать, за ним явилась медсестра.

Она помогла больному устроиться и вколола что-то в его вену.

Он уснул.

Я же остался в реальности. Но ненадолго.

* * *

Я вышел из комнаты Джонатана. В руках у меня всё ещё был нож, и я его поспешно убрал. Везде было тихо.

Но тишина не значит отсутствие.

И я заметил присутствие.

– Мориарти… – прошептал он и сделал шаг назад. Он стоял прямо возле двери с бумажным стаканчиком для кофе в руках. Сам напиток явно уже остыл.

В моей же душе было готово вспыхнуть пламя.

Но я попытался успокоиться.

Нет. Не сейчас. Не сейчас. Нет!

– Ты не убьёшь меня, – констатировал факт Генри Лаллукка, показывая на меня стаканчиком. – Спешу тебя огорчить. И что же ты будешь делать?

Кажется, он прочитал в моей ауре угрозу. Он занервничал, но не стал звать Аарона. Это было умно с его стороны. Или нет?

Они жили совсем рядом.

Было ясно, что Генри всё услышал. Все мои угрозы Джонатану. Моё косвенное признание. Хороший слух и не очень плотные двери.

Если он расскажет учителям, они легко проверят наличие Мехькюр у Джонни. Если я её верну, его ничто не остановит, чтобы сдать меня.

Окно было распахнуто. Я набросился на Генри. Он пролил на меня кофе и выронил стакан. Затем перехватил мой кулак, но ему не хватило проворности на то, чтобы увернуться от удара по животу коленом. Любитель кофе скрючился на полу, кашляя. Он кашлял всё сильнее, но, стараясь побороть это, ответил на мой очередной удар, схватив мои руки, сцапавшие его за ворот рубашки.

– Знания… Гонишься за ними, верно, Лаллукка? За словами? За историями?

Он продолжал кашлять. Его рука отпустила мою и потянулась в карман за ингалятором.

Генри не просил его отпустить. Он пытался отдышаться. Я слегка ослабил хватку, потому что его кашель мог привлечь лишнее внимание, да и потом, бить больного – не в моих интересах. Но я ошибся.

Его кашель был притворством. Все знали о его астме, и я попался. Он, наклонившись, накинулся на меня, как бык, головой ударив в грудь, и я оступился и упал в открытое окно. Я схватился за раму рукой так, что побелели костяшки. Генри, уже не кашляя, подтолкнул, оставив балансировать над морем. Я улыбнулся и призвал тьму. Когда я исчез в ней, мой соперник от неожиданности завалился вперёд. Слишком сильно. Он выпал. И свалился бы прямо в морскую пучину, если бы я не появился на его прежнем месте из своей же тьмы и не схватил за руку.