Велебран поднял меч к лицу и осторожно провел языком по плоскости своего клинка, слизывая кровь врага и перенимая его силу – свою главную добычу, которая могла быть взята только им самим. Потом отбросил разбитый щит и разжал пальцы мертвеца, все еще сомкнутые на рукояти меча. «Корляг» у Сигвата был хороший – нырядный, с полосами серебра и меди на крестовине и треугольном навершии.

С двумя мечами в руках Велеб вновь поднялся на площадку и встал на вершине, единственный живой перед идолом Волха, один между богами и людьми. Кольчуга на его груди была повреждена, часть колечек разрублена и окрашена кровью. Издали было неясно, насколько рана тяжела; иным из словен, непривычным к таким зрелищам, мерещилось, казалось, будто он тоже мертв, но почему-то не падает. Кровь была на лице его, на шлеме, на плечах – будто он прошелся под кровавым дождем. От жути пробирала дрожь. Будто сам древний Волх, пробужденный потоком жертвенной крови, вдруг выбрался из могилы в белый свет, во всем цвете своей пугающей бессмертной мощи…

Велебран постоял так несколько ударов сердца, полной грудью вдыхая весенний ветер с запахом сырой земли и сухих трав. А потом, сойдя с грани между жизнью и смертью, стал неторопливо спускаться по тому же склону, по которому раньше взошел.

Внизу разливалось людское море, но стояла тишина. Люди молчали, не в силах опомниться после увиденного.

* * *

Когда лодья подошла к причалу Хольмгарда, Мальфрид уже ждала там. На ее голову был накинут положенный темный платок «полупокойницы», но никакой обычай не мог удержать ее в углу, где она чуть не умирала от волнения и тревоги. Давно перевалило заполдень, но она стояла бы здесь до ночи, если бы понадобилось. Большая часть мужчин Хольмгарда уехала в Перынь, но и женщины, отрываясь от своих дел, нередко вглядывались в серо-голубую даль Волхова.

Время тянулось для Мальфрид невыносимо долго. Благодаря общей памяти о Киеве, Велебран был ей почти также близок, как родичи, да сам он за время знакомства внушил ей самые уважительные и теплые чувства. Если бы он погиб, она горевала бы по нему не менее, чем из-за поражения и необходимости признать Сигвата повелителем Гардов.

Но вот лодья появилась на реке, и Мальфрид еще издалека увидела между сидящих мужчин потертую синюю шапку Велебрана. Шапка была далеко не новая, но он говорил, что она у него особо удачливая и на ней великое благословение. Сидя спиной к носу лодьи, держался он как здоровый, и Мальфрид понадеялась, что он невредим. От облегчения ослабели ноги, и вот сейчас ей захотелось заплакать. Слава богам, что Велебран жив. Если бы он вышел биться за их наследие и погиб, смерть его легла бы тяжким бременем на совесть каждого из потомков Сванхейд и вечной раной жгла бы сердце.

Лодья подошла причалу, мужчины высадились. Мальфрид побежала навстречу. Велеб повернулся, и она ахнула: на белой рубахе на груди его виднелись размазанные следы крови, тонкий лен свисал оторваными лоскутами.

– Ты ранен? – вскрикнула она.

Вблизи она ясно видела следы крови на его лице, на шее, но не замечала там никаких ран. После кургана, сняв кольчугу, Велебран попросил обмыть ему лицо и шею, но руки мыть не стал – было еще рано.

– А ты как валькирия меня в Валгалле ждешь! – усмехнулся Велеб, бросив взгляд на ее темный платок, знаменовавший частичное пребывание на том свете. – Погоди пока. Не сегодня.

– Сильно? – она показала глазами на его грудь.

– Поцарапал. Я же в кольчуге был, вот ее теперь чинить надо. А это заживет. У меня подарок для тебя.

Мальфрид оторвала взгляд от его груди и посмотрела в лицо. Какой еще подарок?

Велеб поднял ладонь. Мальфрид взглянула на нее: знакомое зрелище. Вся кисть в черных пятнах – от железа кольчуги, а на них темно-красные – засохшей крови.

– Твоя?

Он мотнул головой и поднес ладонь к ее лицу. Думая о Мальфрид, он не вымыл руки после поединка и даже после того, как словене поджарили мясо жертвенного бычка и закончили трапезу.

– Он ведь хотел тебя к Ящеру отправить?

Мальфрид взяла его ладонь обеими руками, склонила голову и прикоснулсь губами кровавому пятну. Как дочь победившего рода и как та, на чью жизнь Сигват умышлял, она имела право на часть его жертвенной крови и его отнятой удачи.

Меч Сигвата – самую дорогую часть его снаряжения, не пострадавшую в схватке, – Велебран взял себе, заметив, что «сыну скоро понадобится». Внуки Сванхейд были готовы отдать ему гораздо больше; не зная, чем еще выразить свою благодарность, Бер даже спросил, нет ли у Велеба в Люботеше младшей сестры или племянницы, чтобы он мог на ней жениться.

– Не спеши! – улыбаясь, Велеб похлопал его по плечу. – Я и так вам друг, а дела ваши далеко еще не улажены. Очень может статься, что скоро тебе понадобятся более полезные свойственники, чем я.

С прочим наследством Сигвата разобраться было не так легко. По совету Сванхейд, Улеб объявил, что городец Варяжск и личное имущество семьи остается брату и сыну Сигвата. Лужскую дань они потеряли, однако оставалось неясным, кому она теперь отойдет. Ведь не только с Луги, но и со всей северной Руси собирать дань стало некому. Сванхейд желала видеть Улеба новым князем Гардов, того же желали и словене. Но всем было очевидно: посадник киевского князя убит, и новый владыка не может чувствовать себя уверенно, пока не уладит этого дела со Святославом.

– Но ведь теперь ты не пытаешься сесть на его собственный стол, киевский! – убеждал Улеба Бер. – Наша земля его не заботит. На его месте я был бы счастлив, если бы можно было отдать ее родному… сводному брату. Мы ведь останемся его союзниками. Восточный Путь не распадется, мы станем давать ему дань и даже пойдем с ним на этих вятичей, или кто они там. Только не сейчас. На другое лето, когда у нас все утихнет. Не вижу, чем это может ему не нравиться!

– Увы, мой любезный, ты – не Святослав, – с грустью отвечал Улеб. – Он поклялся, что других князей на землях руси больше не будет. И тем более он не обрадуется мне…

– Но ты же его брат, сын его отца!

– Вот поэтому самому…

Вскоре после поединка на Волховой могиле Велебран простился с семейством из Хольмгарда: ему пришла пора уводить собранную рать на юг.

– Святослав отпавил меня сюда за войском, и я должен привести ему войско. Наверняка он уже знает, что здесь произошло, и если я не появлюсь, он решит, что я его предал.

– Ты ведь расскажешь ему, как здесь все было? – сказал Бер. – Чтобы он знал, что мы – не изменники.

– Нам очень повезло, что он может узнать все это от тебя, – добавила Мальфрид.

– Я вот думаю… – заметил Улеб, – может, мне стоит поехать с Велебом? Рассказать все Святославу и попытаться договориться с ним?

Видно было, что его не греет мысль о свидании с киевским братом: боль оскорбления за пять лет не утихла до конца. Но и сидеть на месте, зная, что подан новый повод для вражды, было невыносимо.