– Интересно, как он это объяснил родителям?

– Уж точно не сказал правду. Хороший у тебя опекун. Может, строгий… Я его, конечно, не знаю, но все же хороший…

Новый год приближался. В последних числах декабря Варя с семьей уехала в Казань к бабушке, где и собиралась провести каникулы. Соскучившись по рисованию, я получала удовольствие от карандашей и акварели. Теперь я больше гуляла по нашему коттеджному поселку, выискивая те эпизоды зимней жизни, которые просились в альбом. Я устраивалась за столиком в кофейне, где раньше мы с Павлом часто ели пирожные, и рисовала уютный зал, украшенный гирляндами и шарами, я притормаживала на пруду, чтобы перенести на бумагу засыпанный снегом домик для уток, я замирала рядом с наряженной елкой, установленной перед салоном красоты. И я мечтала о времени без потерь.

Бабушке, Егору, Кириллу, Эмме и нашей помощнице по кухне Вере я решила купить одинаковые подарки. И выбор пал на конфеты ручной работы с орехами, ванильным кремом и карамелью. Пять ярких коробок были спрятаны в шкаф.

Мы с бабушкой не стали украшать дом, нам этого не хотелось. В гостиной только поставили вазу с еловыми ветками, припорошенную мелкими искусственными снежинками. Такие же вазы я отвезла и папе с Павлом, и маме. И до тридцать первого декабря у меня было устойчивое ощущение, что они со мной. Шаль Лизы я повесила на спинку кресла. Пожалуй, это была неделя самого отчаянного и тихого одиночества.

Кошмары больше не снились, я засыпала довольно быстро и легко просыпалась. Теперь не было страха перед темнотой, и я не вскакивала в холодном поту. И по моим наблюдениям страшные сны перестали приходить после той ночи, которую я провела в постели Егора. Наверное, я пережила сильный стресс, и в голове произошел незапланированный сдвиг тектонических плит. Так бы во всяком случае это объяснила Варя.

Вика сделала попытку пообщаться с другого номера, но и этот номер я отправила в черный список. И тогда мне позвонила тетя.

– Дженни, добрый день. Мы с Юрием Викторовичем поздравляем тебя с наступающими праздниками. Новый год, Рождество – это прекрасно. И мы хотим пожелать тебе счастья. Будь умной и щедрой девочкой, никогда не забывай своих близких и учись хорошо.

– Спасибо. Я тоже поздравляю вас. Пусть каждый день приносит радость, и все будут здоровы.

Я чуть не добавила: «И пусть сбываются мечты», но внутри вовремя сработал стоп-кран. Если начнут сбываться мечты тети и дяди, то этой планете не долго останется вертеться, а уж моя жизнь за считанные дни разобьется вдребезги.

– Вика сказала, что вы немного повздорили, и поэтому ты не отвечаешь на ее сообщения. Она просила поговорить с тобой по этому поводу. Она переживает. – Последнее предложение Марина Аркадьевна произнесла с нажимом, желая подчеркнуть страдания дочери. – Я не знаю, что у вас произошло, сестры часто из-за чего-то ссорятся – это нормально и естественно. Но нужно мириться. Особенно, если тебе протягивают руку, Дженни, – голос тети наполнился недовольством. – Не стоит думать, что мы тебе уже не нужны. Еще неизвестно, какой будет твоя жизнь дальше. Подумай на эту тему и сама позвони Вике.

– Хорошо, подумаю.

Но мое решение было твердо, и я не собиралась его менять. Это было невозможно. Наши дороги разошлись, и душа не скучала по двоюродной сестре.

Без сомнения Вика не рассказала Марине Аркадьевне, в чем причина ссоры, в таком бы она никогда не призналась. И она была уверена, что и я не озвучу правду. Так разоткровенничаться с тетей я действительно не могла. Да и, скорее всего, она обвинила бы меня одновременно в распутстве и лжи.

Утром тридцать первого декабря приехала Елена Валерьевна. Это был подходящий день, чтобы сделать еще одну попытку помириться с сыном – никому не хочется ругаться под Новый год. В летящем цветочном платье, подходящим больше к лету, чем не к зиме, она выглядела как всегда эффектно и притягивала взгляд.

С Егором Елена Валерьевна разговаривала в кабинете минут сорок, а потом вышла и попросила у Эммы стакан воды. Было любопытно, как Егор принял мать… По ее настроению показалось, что они перешли к прохладному перемирию. Которое, возможно, продлится очень и очень долго. Миллионы лет.

Эмма и Вера заранее приготовили несколько блюд и ушли встречать Новый год со своими родными, и к девяти часам я с удовольствием взялась накрывать на стол. Сначала скатерть и салфетки, затем белоснежные тарелки, ножи, вилки, бокалы…

– Я помогу тебе, – раздался голос Егора.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Он зашел на кухню тихо, и теперь стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и смотрел на меня. Вчера Егор постригся гораздо короче обычного и теперь я привыкала к новому образу. Более спортивному что ли… или жесткому… Голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, небрежно закатанные рукава, черные брюки. Он выглядел парадно и расслабленно, и я почувствовала себя неловко в джинсах и футболке.

– Я справлюсь, Вера с Эммой почти все приготовили, остались лишь мелочи.

Проигнорировав ответ, Егор подошел к столу, взял доску, нож и принялся резать буханку ароматного черного хлеба.

– Ты наденешь платье? – спросил он, не отрывая взгляда от разделочной доски.

– Наверное, – ответила я. Конечно, и бабушка спустится при полном параде, так что особого выбора у меня нет.

– А чертополох приколешь?

Голос Егора прозвучал дежурно, будто ему требовалось поддержать разговор, и не важно, какие вопросы задавать. Но теперь мне было известно немного больше.

– Я знаю, что именно ты изготовил эту брошь, – ответила я осторожно, тоже стараясь казаться равнодушной.

Но мне удалось удивить Егора. Усмехнувшись, покачав головой, он положил нож на доску. Пряча волнение, я продолжила старательно распаковывать камамбер.

– И давно знаешь?

– Нет…

– Рано или поздно бабушка должна была рассказать тебе об этом. Она не может жить без интриг, но еще большее удовольствие ей доставляют кульминации ее секретов. – Егор помолчал немного, а затем сделал шаг, развернул меня к себе и заглянул в глаза. – Я заметил, что ты не носишь чертополох, поэтому и спросил… Теперь тебе неприятно надевать брошь?

Егор вполне мог сформулировать вопрос иначе, но он нарочно не оставил возможности вильнуть в сторону.

– Не в этом дело… – справившись с замешательством, ответила я. Руки Егора чуть крепче сжали плечи. – Просто я не понимаю… как ты относишься к тому… ну, брошь же находится у меня… а бабушка, похоже, не спрашивала у тебя разрешения…

Такой ответ все же спасал от прозрачной откровенности. Как я могла объяснить, что тело сковывает