на ландграфине Гессен-Дармштадтской Амалии, которая родила шесть дочерей и сына. Как раз подошло время Карлу-Людвигу и Амалии искать женихов для своих дочерей. Но с тех прошло уже несколько лет, и всемилостивейшая императрица, видимо по рассказам придворных, вспомнила об этой семье. Конечно, Румянцев исполнит указание Екатерины II.

Побывав в Карлсруэ под благовидным предлогом, Николай Петрович обратил внимание на двух старших дочерей наследного принца Баденского Карла-Людовика Амалию и Каролину, им было по 15 лет, они были на год старше великого князя Александра и вряд ли подходили для роли невест, но принцессы Луиза и Фридерика по возрасту вполне могли составить пару великому князю Александру.

Граф Румянцев, возвратившись во Франкфурт, 2 (13) марта 1791 года писал императрице Екатерине:

«Мадам. Повинуясь приказаниям в. и. в., я совершил поездку в Карлсруэ, пробыл там долее обыкновенного и смею похвастаться, что никто не проник цели, которая привела меня туда, как равно никому в мире не известно содержание этого письма и это должно извинить меня пред вашим величеством в том, что оно все писано мною собственноручно.

Принцесса Луиза несколько полнее и развитее, чем обыкновенно бывают в ее лета. Хотя ее нельзя назвать вполне красавицею, тем не менее она очень миловидна. Повидимому, она кротка, любезна и вежлива; сама природа наделила ее необыкновенною грациею, которая придает особенную прелесть всем ее речам и движениям. Общий голос отдает ей предпочтение пред всеми ее сестрами; хвалят ее характер, а лучшею гарантией ее здоровья служат ее телосложение и свежесть. Единственно, что умаляет благоприятное впечатление, производимое ее особою, – это некоторая полнота, которая грозит в будущем слишком увеличиться.

Если принцесса Луиза слишком развита для своих лет, то принцесса Фридерика-Доротея развита гораздо менее, чем бы ей следовало; она до сих пор еще совершенный ребенок, но который обещает сделаться очень красивым. Но если верить одной достойной женщине, которой принцессы были поручены на некоторое время, то застенчивость эта происходит от известного рода осторожности, составляющей одну из особенностей характера принцессы Фридерики, что, по-видимому, предвещает в ней большие способности. Принцесса Фридерика, с своими большими прекрасными глазами, имеет вид более важный и серьезный, между тем в принцессе Луизе заметно более резвости и довольства, что указывает на веселость, но веселость скорее тихую, чем шумливую.

Изучать детей вообще очень трудно тому, кто мало их видит; притом же Фридерика, весьма запоздавшая в своем физическом и умственном развитии, еще более затрудняла мою задачу. То, что я имел честь сказать в. и. в. о каждой из этих принцесс, составляет результат не только моих собственных наблюдений, но является и заключением, которое я должен был вывести из всего того, что я слышал от окружающих их людей, от людей преданных их родителям, а равно и от тех, которые, вследствие натянутости отношений и неудовольствий, отдалились от них.

Прошу позволения в. и. в. закончить одним следующим замечанием, которое может иметь некоторое значение в данном случае. Если все баденские принцы, как существующие в настоящее время, так равно и те, которых я застал еще в живых, отличаются и отличались друг от друга способностями и воззрениями, то все они весьма сходятся между собою в одном, а именно в одинаковости характера. Характер у всех у них прекрасный, и в основании его лежат сердечная доброта и благодушие. Что же касается до наследной принцессы, то можно с уверенностью сказать, то она не внесла в этот дом зачатков противоположных качеств.

С глубочайшим благоговением и проч.».

26 мая 1791 года из Царского Села императрица Екатерина писала графу Румянцеву:

«Граф Николай Петрович. Ваше письмо от 2 марта я получила. Надобно теперь, чтобы вы опять без афектации и под видом посещения немецких князей, при которых вы аккредитованы, съездили к баденскому двору и старались изведать мысль супруги наследного принца и, напоминая ей бытность ее в России, сказать, что вы от меня самой знаете, в какой отличной памяти она у меня находится, и что я часто оказывала желание паки ее увидеть. Потом, узнав ее расположение, не оставьте хвалить детей ее, наипаче же третью и четвертую дочь, и в разговорах потщится узнать, не сделает ли отец или дед препятствия к перемене закона которой-либо из тех дочерей, и буде найдете наклонность в наследной принцессе, и никаких ни от кого препятствий, меня уведомьте. Равно как и в том буде встретите совсем явные расположения и затруднения. Впрочем, я уверена, что вы будете вести дело, вам поручаемое, с крайнею осторожностью, никого не компрометируя и коли-ко можно меньше гласности.

Пребываю вам доброжелательная Екатерина».

25 октября 1791 года Екатерина II вновь писала графу Румянцеву:

«Граф Румянцев, я желаю, чтобы вы донесли мне, были ли вы снова у наследной принцессы баденской и постарались ли выведать у нее, согласно полученному вами от меня поручению, насчет религии ее дочери. Позволят ли ей принять нашу, и, в случае согласия на то, постарались ли вы узнать, будет ли расположена принцесса привезти свою дочь сюда, когда я сделаю ей об этом предложение. Нашему мужчине нравится наружность, и от нас зависит теперь женить его. В декабре месяце ему исполнится четырнадцать лет, почему достижение ею шестнадцати… могло бы послужить временем для путешествия. Прощайте, будьте здоровы.

Я посылаю вам мой ответ барону Гримму, который сделался совершенным аристократом, точь в точь как мы».

В постскриптуме от 29 октября 1791 года императрица сообщает графу Румянцеву, что она только что получила письмо от прусского короля, в котором он уверяет, что вполне расположен в пользу французских принцев, но, прежде чем действовать, он посоветуется с императором и просит графа сообщить об этом принцам. Корпус Гогенлоэ в 12 тысяч человек стоит в Силезии, второй корпус в 13 тысяч человек стоит в Вестфалии. Но прусский король желал бы получить хоть несколько строк от французского короля. Императрица настаивает на примирении королевы с принцами и надеется, что все пойдет к лучшему.

В это время граф Румянцев исполнял обязанности доверенного лица российской императрицы при французских принцах, поэтому 30 октября 1791 года Екатерина II из Петербурга подробнейшим образом в письме инструктировала графа Румянцева, как вести себя во время начавшейся Французской революции:

«Господин тайный советник и чрезвычайный посланник граф Румянцев. Я получила депеши, адресованные вами ко мне из Кобленца в разное время и доставленные мне подполковником де Бомбеллем. Я очень довольна исполнением вами моих приказаний относительно принцев, братьев французского короля, и всеми мероприятиями, принятыми вами по этому случаю, и так они совершенно согласуются с