Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пьянство было, конечно, одним из самых распространенных и повальных пороков кесарийского общества, потому что св. Василий очень часто нападает на этот порок и каждый раз разит его самыми едкими сарказмами, вроде, например, следующих: «Никто не пьянел с воды, ни у кого не болела голова, обременившись водою; никто, привыкши пить воду, не имел нужды в чужих ногах; ни у кого не отнимались ноги, не переставали действовать руки оттого, что напитаны водою».[901] «Если вино преступает пределы, будешь завтра ходить с больной головою, страдая зевотою и головокружением, издавая из себя запах перегнившего вина; тебе будет казаться, что все ходит кругом, что все колеблется. Упоение наводит сон, который есть брат смерти, и самое бодрствование в упоении делается похожим на сновидение».[902] «Если завтра придешь, издавая из себя запах вина, и притом перегнившего, то ужели пьянство твое вменю тебе в пост? Рассуждай не о том, что недавно не вливал ты в себя вина, но о том, что не очистился еще от него. Куда причислю тебя? К упивающимся или к постникам? Предшествовавшее пьянствование присвояет тебя себе, а настоящее неядение свидетельствует о посте. Пьянство оспаривает тебя, как своего невольника, и по праву не отступается от тебя, представляя ясные доказательства твоего рабства, именно запах вина, оставшийся в тебе, как в бочке».[903] По своему искусству к наглядным изображениям и по своему практическому направлению, св. Василий никогда не преследует порок как отвлеченное понятие, а всегда поражает его именно в его безобразных конкретных проявлениях. Нападая на пьянство, он изображает действия вина в человеке пьяном. Некоторые отдельные штрихи этих рисунков мы уже представили. Но в одном из Слов его мы находим даже целый портрет упившегося человека. Такой художественный и живой портрет, каков этот, может нарисовать только художник, и притом с натуры. «Глаза у них [пьяниц] синие, поверхность тела бледная, дыхание трудное, язык нетвердый, произношение не явственное, ноги слабые, как у детей. Отделение излишеств производится само собою, вытекая, как из мертвого. Они жалки среди своих наслаждений… и как корабли, застигнутые бурей, сбрасывают лишний груз, так и для упившихся необходимо облегчение от обременяющего их. Жалок одержимый бесом, а упившийся, хотя терпит тоже, недостоин сожаления, потому что борется с произвольным накликанным бесом».[904] А вот описание действий упившегося: «Самых близких не узнают упившиеся, а к чужим нередко бегут, как к знакомым. Часто прыгают через тень, как через ручей или ров. А слух у них наполнен звуками и шумом, как среди волнующегося моря. Им представляется, что земля подымается вверх и горы идут кругом. Они иногда смеются неумолчно, а иногда беспокоятся и плачут безутешно; то дерзки и неустрашимы, то боязливы и робки. У них сон тяжелый, почти непробудный, удушающий, близкий к действительной смерти, а бодрствование бесчувственнее самого сна, потому что жизнь их есть сновидение; у кого нет одежды, кому нечего есть на завтрашний день, те в упоении царствуют, предводительствуют войсками, строят города, делят деньги. Такими мечтаниями, такими обольщениями наполняет сердца их кипящее в них вино».[905]
Подобные изображения, представляющие пьяницу в жалком, а отчасти и комичном виде, делались святым отцом, конечно, с целью возбудить отвращение к пьянству. Из этого же побуждения проистекают даже по местам насмешки над пьяными. Прилагая к пьяницам слова Соломона: Кому горе? кому молва? кому судове? кому горести и свары? кому сокрушения вотще? кому сини очи? Не пребывающим ли в вине, и не назирующим ли, где пирове бывают (Притч. 23:29–30), он так объясняет слова сокрушения вотще: «И сокрушения вотще бывают у пьяниц, которые от опьянения не могут стоять на ногах; ибо шатаясь падают во всех возможных видах, отчего необходимо им иметь на теле сокрушения вотще».[906]
Не довольствуясь отдельными и частными нападениями на пьянство, св. Василий вынужден был один раз сказать против него особое слово, известное под названием «Слово на упивающихся» (Беседа 14). После Великого поста, в продолжение которого св. Василий «не прекращал своих увещаний», народ в первый же день Пасхи за городом на гробах мучеников предался страшному пьянству. По словам проповедника, даже «женщины, забыв страх Божий. презрев Бога, презрев Ангелов Его, бесстыдно выставляя себя напоказ всякому мужескому взору, распустив волосы, влача за собою одежды и вместе играя ногами, с наглым взором, с разливающимся смехом, неистово предаваясь пляске, привлекая к себе всю похотливость молодых людей, осквернили воздух любодейными песнями, став подлинно бесстыдными, не оставив уже и возможности превзойти их в неистовстве». И «причиною погибели стольких душ было вино или, лучше, невоздержное его употребление».[907] Святому Василию больно было видеть это постыдное увлечение его пасомых народными игрищами в такой великий день, и особенно после его семинедельного старания и усердия «возвещать им Евангелие благодати Божией». Плодом его разочарования в плодотворности своих усилий внушить своим пасомым благочестие и было в этом случае Слово «На упивающихся», полное самых сильных, резких и по местам даже язвительных нападок на «упивающихся». Но сквозь эти язвительные насмешки проглядывает неподдельная грусть святого проповедника о том падении, до которого доводит человека пьянство; он болеет сердцем об унижении человеческого достоинства, производимом вином, ибо оно отнимает разум у человека и, следовательно, лишает его главного отличия от скотов.[908]
Из Слова, между прочим, видно, что пьянство достигало в Кесарии грандиозных размеров и ему предавались не просто, а с истинно артистическим искусством. Зал, назначенный для пирушки, убирали роскошно, назначали виночерпиев, распорядителей пира… Но изобразим лучше картину пиршества словами св. Василия Великого.
Картине этой вместо эпиграфа он предпосылает следующие слова пророка Исаии: Горе востающим заутра, и сикер гонящим, ждущим вечера: вино бо сожжет я: с гусльми бо и свирельми вино пиют: на дела же Господня не взирают, и дел руку Его не помышляют. Но, едва начинается день, украшают места своих пиршеств испещренными коврами и цветными завесами, выказывают рачительность и тщательность в приготовлении сосудов для пития, расставляя сосуды прохлаждающие, чаши и фиалы, как бы напоказ и для зрелища, как будто разнообразие сосудов может утаить от них пресыщение, а обмен чаш доставит достаточное промедление во время питья. Бывают же при этом какие-то князья вечеринок, главные виночерпии и учредители пира: в беспорядке придуман